Занятие пятое, заключительное: "Все жанры хороши, кроме скучного, или Интересно ли жить без Пушкина?"

Дорогие мои маленькие друзья!

Пришло время нашего с вами последнего урока о русском стихосложении. Жаль расставаться, ведь мы уже привыкли друг к другу, ведь я не успел многого рассказать вам, ведь мы вместе прочитали так мало замечательных стихотворений... Но что ж поделаешь - сочинительство (а ведь именно ваше собственное творчество подтолкнуло вас обратиться ко мне, чтобы узнать кое-что о том, как пишутся стихи, не правда ли?) дело индивидуальное, а лучшие учителя для начинающего автора - не школьные преподаватели словесности, но большие русские поэты: Пушкин, Тютчев, Блок, Мандельштам... Значит, и разбираться в тонкостях собственного и чужого творчества вам придётся самим, сравнивая свои стихи с пушкинскими, а пушкинские - изучая с помощью книг тех учёных, для которых исследование творчества Александра Сергеевича стало делом всей жизни. Только так, неустанно трудясь душой, докапываясь до самых глубин многовекового человеческого знания, можно узнать (понять) - о, далеко не всё! - что-то главное о себе, и о Пушкине, и о том, что такое поэзия.

Но не бойтесь труда души. Этот труд радостен как никакой другой, ведь этот труд - творческий. А что такое творчество? Творчество - это творение нового, того, чего ещё не было на свете, того, что ты, поэт, подаришь миру. А что может подарить миру поэт?

Об этом в прелестном стихотворении размышляла в 1992 году тогда семиклассница первой новосибирской гимназии Олеся Лозенко:

В саду моем деревья дремлют.
Желтеет летняя листва,
И я смотрю в сырую землю,
Прутом черчу на ней слова.

И я смотрю в глухие тучи,
И задаю вопрос судьбе:
- Какой подарок будет лучше?
Что подарить, Земля, тебе?

Так что же может подарить Земле (миру) поэт? Всё и ничего, кроме самого себя, точнее того лучшего в самом себе, что - от Бога. Если Бог сотворил мир для нас, то поэт творит для нас себя, свой мир. И этот мир в идеале может быть божественно прекрасным. Как прекрасен мир Пушкина, или Пастернака, или первозданный индейский мир Гайаваты, созданный Генри Лонгфелло, или идиллический и героический одновременно мир Среднеземья, созданный Джоном Толкином в поэтическом романе "Властелин колец".

Я сказал: как прекрасный мир Пушкина. Но один ли это мир, или целая Вселенная? И один - потому что во всех своих жанровых проявлениях он создан одним творцом, Пушкиным, и - Вселенная, потому что каждое законченное, пусть и совсем небольшое - в восемь сточек, как стихотворение "Я вас любил...", - произведение - это ведь тоже целый мир.

Астрономы, биологи, географы и многие другие учёные изучают миры в различных аспектах. Мир литературы и литературные миры изучают литературоведы и, конечно же, сами писатели. Но не только они. Так, творчество Пушкина изучают филологи и режиссёры, музыканты и врачи, психологи и историки, культурологи и даже географы. Эти-то зачем? - быть может, удивитесь вы. Не спешите удивляться, подумайте хорошенько: вот, например, остров Буян из "Сказки о царе Салтане" - там кто-нибудь был, кроме героев сказки, или это вымышленный остров? Или нет, невымышленный? А если остров настоящий, так, может, съездить туда, посмотреть на белку, грызущую до сих пор орешки, чьи "ядра - чистый изумруд"? Или Лукоморье? Есть оно с Кощеем, над златом чахнущим, или нет его? Или Лукоморье есть, а Кощей к нашим дням то ли совсем зачах, бедолага, то ли Терминатор-2 его в Америку увёз на поправку?

Так вот и получается, что и Буян, и Лукоморье, сочинённые, во всяком случае, рассказанные нам Пушкиным, стали почти такими же реальными, как мир, в котором мы живём. Больше того, сам наш мир уже не представим и без Буяна, и без Лукоморья, и вообще без Вселенной по имени Пушкин, а это значит, что в какой-то мере поэт действительно - сотворец бытия, соратник Бога. И если бы не было поэта - мы сами были бы другими.

Стоп. Да ведь мы и есть - другие. Те из нас, кто Пушкина не читал и ни про Буян, ни про Лукоморье слыхом не слыхивал... Есть такие? Мало, но есть. И у них и у нас - как бы разные истории, и мы, и они, живя бок о бок, как бы сосуществуем в разных мирах. И наш мир сложнее и интереснее. Потому что - богаче того, в котором не было Александра Сергеевича. Потому что мы побывали в Лукоморье, а они нет. Потому что, услышав эти песни, мы уже без песен жить не можем, и даже сами их сочиняем. Потому что и плачем, и смеёмся, и живём мы по-другому, живём в многомирье, обитаем во Вселенной, а не на одной только маленькой планете на окраине галактики.

И всё это - потому, что мы читали Пушкина. И всё это - потому, что мы умеем слышать песню мироздания и отвечать ей пением собственной души.

А поём мы все по-разному, каждый по-своему, но и в чём-то похоже. Этим сходствам и различиям учит нас опыт - "сын ошибок трудных", как говорил Пушкин, и теоретическое знание. В частности, знание о том, как, по словам Маяковского, "делать стихи".

Этот последний урок мы посвятим тому, "как делать стихи" в различных жанрах лирического РОДА, к которому относятся и оды, и баллады, и басни, и элегии, и послания.

Слышали ли вы когда-нибудь, как кого-то (политика, учёного, военачальника) хвалят и превозносят в стихах? Конечно, слышали, больше, правда, в прозе, но и в стихах тоже. Такое торжественное прославление героя в стихах называется одой. По-гречески ОДА - означает "песнь". В древности она исполнялась хором под музыкальный аккомпанемент. Затем часто сочинялась поэтами для торжественного прочтения своим покровителям, которые за то платили автору расположением, деньгами или какими-либо другими благодеяниями. Великий древнегреческий поэт Пиндар неплохо зарабатывал, всю жизнь, сочиняя полнозвучные оды победителям Олимпийских игр. Его сочинения послужили последующим поэтам нестареющими до наших дней образцами. В Древнем Риме одами прославился поэт Гораций (I в. до нашей эры), который, между прочим, первым написал оду и самому себе, поэту. Эта ода, начинающаяся словами "Я поставил себе памятник..." затем неоднократно переводилась и переписывалась множеством позднейших поэтов, а нам с вами более всего знакома в переложении Пушкина "Я памятник себе воздвиг нерукотворный...".

Наибольшее развитие одический жанр получил в эпоху классицизма (XVII - XVIII вв.) во Франции и в России. Можно сказать, что с оды в какой-то мере началась "эстрадная" поэзия, ибо авторы од, сочиняя свои торжественные песни, в немалой степени рассчитывали и на собственную искусную декламацию. Зачинателем русской одической поэзии был Василий Кириллович Тредьяковский, а лучшими одописцами XVIII века были Михаил Васильевич Ломоносов, Александр Петрович Сумароков и Гаврила Романович Державин. В их одах содержание было, однако, не только хвалебным, но и патриотическим. В XIX столетии положение существенно изменилось, и ода из песни, прославляющей сильных мира сего, прежде всего царей, стараниями Александра Николаевича Радищева, Пушкина и Кондратия Фёдоровича Рылеева превратилась в революционную песнь, в гимн свободе. Изменившееся содержание повлекло за собой умирание жанра, возродившегося только в ХХ веке в творчестве Валерия Яковлевича Брюсова, Владимира Владимировича Маяковского, а позднее - в стихах многочисленных сочинителей, с разной степенью умелости воспевавших крупных и мелких руководителей партии и советского государства.

Русская ода предполагала определённое построение стиха. Классической считалась строфа (куплет) из десяти строк, разбивающихся на три части. В первой части - четыре строки с рифмовкой abab, во второй и третьей - по три, с рифмовкой - ccd, eed. Послушайте, как звучит строфа классической оды Г.Р. Державина "Фелица" (1782 г.), прославляющей императрицу Екатерину II. В торжественных и тяжеловесных выражениях поэт сравнивает царицу едва ли не с самим Создателем:

Фелицы слава - слава Бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.

Заметили ли вы, что ода написана четырёхстопным ямбом, тем же самымразмером, которым написан пушкинский "Евгений Онегин"? Не правда ли, существенная разница, друзья? А говорит это различие не только о том, как изменился литературный язык за полвека, но и о том, насколько вместителен сам по себе этот метр, русский ямб, ведь тем же четырёхстопным ямбом написан и "Онегин", и пушкинский же "Пророк".

Сравните:

Ах, ножки, ножки, где вы ныне,
Где мнёте вешние цветы?..

И

Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей...

В обоих случаях 4-стопный ямб, но - ничего похожего между лёгкими, светло-печальными и в то же время как бы улыбчивыми строками первого отрывка и медным, колокольным звоном второго. Здесь, между прочим, влияние жанра. В первом случае - элегического, во втором - одического.

Собственно говоря, в течение XVIII - XIX веков русская поэзия зачала, развила и во многих случаях преобразила классические жанровые каноны. Одические ноты теперь звучат чаще всего в стихах патриотического содержания, или в произведениях, воспевающих красоту и гармонию бытия.

А что же элегия? Элегия - тоже древнейший лирический жанр, стихотворение о радостях и печалях жизни, чаще - о печалях, а значит, стихотворение грустное, или философское, или даже молитвенное, стихотворение, не рассчитанное на чтение в собрании, предполагающее интимное общение со слушателем (читателем).

В Древней Греции мастерами элегического жанра были Сапфо и Архилох, в Риме - Катулл и Овидий. У нас первую элегию (равно как и опыты в других жанрах) написал В.К. Тредьяковский. Подлинные же элегические шедевры принадлежат Василию Андреевичу Жуковскому, Пушкину, Евгению Абрамовичу Баратынскому, Михаилу Юрьевичу Лермонтову, Афанасию Афанасьевичу Фету, Фёдору Ивановичу Тютчеву, Александру Александровичу Блоку, Осипу Эмильевичу Мандельштаму и другим прекрасным поэтам.

В отличие от оды, у классической русской элегии нет жёстких формальных правил. Она может быть и длинной, и краткой, с какой угодно рифмовкой и вовсе без рифм, она может представлять собой отдельное стихотворение, или входить составной частью в текст большой поэмы. Главное в элегии - чувство, печальное или меланхоличное настроение, особая доверительность интонации.

Вот два элегических стихотворения, разделённые столетием - Евгения Баратынского и Осипа Мандельштама. Попробуйте сравнить их, попробуйте сами определить сходства и различия. На примере текста Мандельштама подумайте ещё о том, к кому обращается поэт.

Е.А. Баратынский:

Расстались мы; на миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя,
Словам любви внимать не буду я,
Не буду я дышать любви дыханьем!
Я всё имел, лишился вдруг всего;
Лишь начал сон... исчезло сновиденье!
Одно теперь унылое смущенье
Осталось мне от счастья моего.

О.Э. Мандельштам:

В морозном воздухе растаял лёгкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне

По снежной улице, в вечерний этот час
Собачий слышен лай и запад не погас
И попадаются прохожие навстречу...
Не говори со мной! Что я тебе тебе отвечу?

Третий лирический жанр, о котором мы здесь поговорим, - поэтическое послание. Он тоже пришёл в нашу поэзию из Античного мира, ведь с тех пор, как существует поэзия, существуют и те, кому она предназначается. А первые и лучшие слушатели (читатели) поэтов - сами поэты, не так ли? Не надо только путать послания и посвящения. Послания обычно предназначены ПОСВЯЩЁННЫМ, а посвящения могут быть обращены и к профанам.

К друзьям-поэтам и просто друзьям обращались в стихах поэты в Древней Греции и в Риме, в европейских странах новой эры, конечно же, и в русской литературе. В таких, часто объёмных монологических сочинениях автор, как бы беседуя с адресатом, рассуждает о текущей жизни и о смысле бытия. Гораций сочинял целые стихотворные трактаты, например, о поэтическом искусстве, или о политике. Таким образом, послания могут представлять собой стихотворные трактаты, манифесты, памфлеты и т.д.

Русские поэтические послания тематически очень разнообразны, формально же написаны чаще всего многостопным ямбом, хотя нередко и другими размерами.

Из подобных посланий конца ХХ века особенной читательской любовью пользуются стихотворения Иосифа Александровича Бродского. Метрическое разнообразие этого поэта уникально. Я сейчас приведу только одну, начальную, строчку из очень известного его стихотворного послания, а вы попробуйте сами отыскать и прочесть эти стихи полностью и определить их размер.

Нынче ветрено и волны с перехлёстом...

Послания - это стихотворения, близкие к эпистолярному жанру, то есть к жанру ПИСЬМА, точнее ОТКРЫТОГО письма, которое рассчитано на то, что корреспондент в той или иной мере обнародует его.

Особенно любим этот жанр был русскими поэтами начала XIX века. Иными такими "открытыми поэтическими письмами" зачитывались обе культурные наши столицы. Да и как не зачитываться такими, например, дивными стихами, как вот это юношеское послание Пушкина Жуковскому, в котором отдана восторженная дань младшего поэта старшему, учителю, высказаны глубокие размышления о поэзии вообще и об одиноком творческом подвиге гения, который одинок уж потому что - гений, а значит до конца понят может быть только творцами?

Когда, к мечтательному миру
Стремясь возвышенной душой,
Ты держишь на коленах лиру
Нетерпеливою рукой;
Когда сменяются виденья
Перед тобой в волшебной мгле
И быстрый холод вдохновенья
Власы подъемлет на челе, -
Ты прав, творишь ты для НЕМНОГИХ,
Не для завистливых судей,
Не для сбирателей убогих
Чужих суждений и вестей,
Но для друзей таланта строгих,
Священной истины друзей.
Не всякого полюбит счастье,
Не все родились для венцов,
Блажен, кто знает сладострастье
Высоких мыслей и стихов!
Кто наслаждение прекрасным
В прекрасный полчил удел
И твой восторг уразумел
Восторгом пламенным и ясным.

Множество ещё есть поэтических жанров, как правило древних, но до сих пор любимых и поэтами и читателями. Например, эпиграмма, в древности бытовавшая в качестве просто краткой, афористичной стихотворной надписи, а затем сделавшаяся лапидарным, злым сатирическим стихотворением. Или эклога, длинное диалогическое стихотворение, представляющее собой идиллический разговор пастухов о любви и природе.

Мы же поговорим - ведь вот-вот прозвенит звонок на летние каникулы - лишь об одном ещё жанре, о балладе. Баллада возникла в средние века во Франции, точнее в Провансе - в жаркой пограничной между Францией и Испанией области, где в XII веке впервые с античных времен расцвела лирическая поэзия трубадуров и где спустя 8 столетий создавал свои шедевры великий живописец Ван Гог.

В средневековом Провансе балладой называлась лирическая хороводная песня. Спустя двести-триста лет, уже собственно во Франции, балладой считалось стихотворение с не слишком выразительным сюжетом, более похожее на поэтическое послание. Стихотворение это обычно состояло из трёх восьмистиший и заключительного четверостишия - "посылки", то есть чаще всего прямого обращения к лицу, которому

стихотворение посвящалось. Такие 28-строчники обязательно сочинялись на однозвучные рифмы, одни и те же, обязательные для всех строф и посылки, чаще всего использовалась схема ababbcbc (в посылке - bcbc). Каждая строфа и посылка, кроме того, кончалась одинаковой строчкой - выразительным рефреном. Если вас заинтересовала эта поэтическая форма, поищите в библиотеках сборники стихотворений Франсуа Вийона или Пьера Ронсара - авторов лучших баллад в старофранцузском понимании этого термина.

Итальянская или английская и - позднее - немецкая баллады существенно отличались от французской. Итальянская - формально, английская и немецкая, кроме того, и содержательно. В старой доброй Англии балладами считались небольшие поэмы, чаще всего написанные четверостишиями и трактующие в стихах народные легенды или бытовые остросюжетные истории. Всем известны баллады о Робине Гуде. Вот они и положили начало тому, что мы в большинстве своём называем балладой. Лучшие авторы баллад: британцы Роберт Бёрнс, Сэмюэль Кольридж, Роберт Льюис Стивенсон (не только знаменитый романист, автор "Острова сокровищ", но и великолепный поэт), немцы Иоганн Вольфганг Гёте, Фридрих Шиллер, Людвиг Уланд, русские поэты Василий Жуковский (кто не читал его "Светланы"?), Пушкин (уж с "Песнью о вещем Олеге"-то каждый знаком!), Лермонтов ("Скажи-ка, дядя, ведь недаром..." - что такое, как не самая настоящая баллада!..), Алексей Константинович Толстой, а в ХХ веке - Эдуард Багрицкий, Николай Тихонов и Борис Пастернак.

Ныне жанр баллады мы представляем себе и в узком смысле - классические баллады по образцу, например, "Лесного царя" Гёте, и в широком - как сюжетное стихотворение, выдержанное в остром ритме (например, "Контрабандисты" Эдуарда Багрицкого).

Я приведу вам мою любимую балладу. Это "Сказка" Бориса Леонидовича Пастернака. Стихотворение достаточно длинное, поэтому прочтёте вы его сами, без моих комментариев. Я же, поскольку наше занятие уже закончилось, спешу пожелать вам трудолюбия и вдохновения, хороших летних каникул и творческой дерзости.

Что такое творческая дерзость? Прочитайте "Сказку" Б.Л. Пастернака, "Лесного царя" И.-В. Гёте, "Светлану" В.А. Жуковского - и попробуйте сочинить балладу. О чем? Да хоть, например, о полуночных подвигах и приключениях вашей любимой игрушки. А когда напишете - сравните с любой из трёх перечисленных выше баллад? Тут вам и пригодятся все мои пожелания: и творческая дерзость, и вдохновение, и особенно трудолюбие. А хороших длинных летних каникул как раз должно хватить для того, чтобы заполнить "вордовский" файл балладой собственного сочинения.

До свидания, друзья! Будьте здоровы и вырастайте в больших поэтов!

Ваш доктор Нулин

Борис Пастернак

Сказка

Встарь, во время оно,
В сказочном краю
Пробирался конный
Степью по репью.

Он спешил на сечу,
А в степной пыли
Тёмный лес навстречу
Вырастал вдали.

Ныло ретивое,
На сердце скребло:
Бойся водопоя,
Подтяни седло.

Не послушал конный
И во весь опор
Залетел с разгону
На лесной бугор.

Повернул с кургана,
Въехал в суходол,
Миновал поляну,
Гору перешёл.

И забрел в ложбину,
И лесной тропой
Вышел на звериный
След и водопой.

И глухой к призыву,
И не вняв чутью,
Свёл коня с обрыва
Попоить к ручью.

У ручья пещера,
Пред пещерой - брод.
Как бы пламя серы
Озаряло вход.

И в дыму багровом,
Застилавшем взор,
Отдалённым зовом
Огласился бор.

И тогда оврагом,
Вздрогнув, напрямик
Тронул конный шагом
На призывный крик.

И увидел конный,
И приник к копью,
Голову дракона,
Хвост и чешую.

Пламенем из зева
Рассевал он свет,
В три кольца вкруг девы
Обмотав хребет.

Туловище змея,
Как концом бича,
Поводило шеей
У её плеча.

Той страны обычай
Пленницу-красу
Отдавал в добычу
Чудищу в лесу.

Края населенье
Хижины свои
Выкупало пеней
Этой от змеи.

Змей обвил ей руку
И оплёл гортань,
Получив на муку
В жертву эту дань.

Посмотрел с мольбою
Всадник в высь небес
И копьё для боя
Взял наперевес.

Сомкнутые веки.
Выси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века.

Конный в шлеме сбитом,
Сшибленный в бою.
Верный конь, копытом
Топчущий змею.

Конь и труп дракона
Рядом на песке.
В обмороке конный,
Дева в столбняке.

Светел свод полдневный,
Синева нежна.
Кто она? Царевна?
Дочь земли? Княжна?

То, в избытке счастья,
Слёзы в три ручья,
То душа во власти
Сна и забытья.

То возврат здоровья,
То недвижность жил
От потери крови
И упадка сил.

Но сердца их бьются.
То она, то он
Силятся очнуться
И впадают в сон.

Сомкнутые веки.
Выси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века.
1953