Поэт - божья дудка.        Есенин

Прав Пушкин: в жизни счастья нет.
Но прав и Блок: покоя - тоже.
А воля? Бедный мой поэт!
Одна на свете воля - Божья.
Не возносись на постамент:
над гордецами бес хохочет.
Играй, Господень инструмент,
пока Всевышний слушать хочет!
Играй и счастлив будь, поэт,
не вопрошай у неба хмуро,
где воля, вера, радость, свет
и сердцу бедному привет,
и где теперь твоя Лаура...
Что ты для Бога? Лишь сонет.

***

А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг...        Лермонтов

Язык немеет от горьких лекарств
твоих, поэзия. И не ворочается.
Уже не сказать без пустых прикрас
о том, что хочется.
Уже не вернуть ту первую, с кем
и солнце вставало, от сна отряхиваясь,
как пудель веселый на жарком песке...
Живешь ли, дрожишь ли, от страха таясь
в молитвах и рифмах? От горьких молитв
язык немеет, ища утешения.
Так ветер горькую пыль шевелит
после землетрясения.
И жизнь - приглядишься - пустой коридор,
где шуб и валенок чужих навалено.
И это и есть твой последний порт,
гавань и пристань в твоем мореплавании.

***

Жизнь прекрасна, даже когда по лицу текут слезы.           Моцарт

Вот так проходит жизнь.
Что ж, все закономерно:
случайны радости,
настойчивы заботы,
печаль, подобно жажде, постоянна,
а горе, словно голод, неизбывно.
Есть надо каждый день...
И мы - на роковой черте,
которая зовется бабьим летом,
а проще - осенью.
Она листву роняет,
как красные листки календари...
Теперь нас ожидают только будни
и только безответная любовь.
Еще мы тешимся обманчивой надеждой
и ожиданьем песни лебединой,
но время - ветер - меж ветвей деревьев
уносит эту песнь...
Прощай, надежда.

О, Господи, ведь мы не повторимся!..

Но иногда какой-нибудь невзрачный
мотивчик всё в душе перевернет,
и безответная любовь погладит
нас дуновеньем ласки по щеке,
и плачем мы,
и жизнь неповторима,
и жизнь прекрасна,
даже если слезы,
ни от кого уж больше не скрываясь,
текут по постаревшему лицу.

Любовь

1. Вдова:

Из царств подземных, из небесных
приди! найди! приснись! вернись!
и губ иссохших, черных, честных
хоть дуновением коснись!

2. Вдовец:

Прости. Я с ней как будто ожил.
Я долго ждал. Но ты не шла.
Она красивей и моложе,
но ты... Роднее ты была.

***

Все проходит, даже боль любви,
правда, радость раньше умирает.
Было кем-то сказано: живи!
И живешь, а для чего - кто знает?..

Судьба

Мое тело плывет по воде, как ненужная больше камелия,
мое горло раздавлено пальцами черного демона,
мои руки и платье в крови, всё в крови,
                                                                       мир - кровавого цвета...

Я - Офелия.
Я - Дездемона.
Я - супруга Макбета.

Лето, сад и любовь... Это был иль не было это?..
Ночь, невинность, балкон. Ожиданье и шепот: "Джульетта!.."

***
Счастливчики они - тот звездный круг!..
У гроба гения учитель сидя,
всё спрашивал его: "Что видишь, друг?.."
И верил ведь, что мертвый что-то видит!..

***

За веком век уходит в какой безмерный век?
За жизнью жизнь уходит в какой безвестный край?
Ответа нет. Заносит погосты вечный снег.
Прощай, прощай, товарищ! и молодость, прощай!

7 ноября 1992 года

      Революцию родную
      рыком рынка придушив,
      грянем, братцы, удалую
      за помин ее души!

Я пить и петь устал,
мечусь от водки к чаю,
не мил мне город стал:
отчаянно скучаю
среди толпы ребят,
рыгающих с похмелья,
среди лотков, где спят
лишь Чейз с Эммануэлью,
средь сникерсов, лолит
да мессалин с Бугринки,
среди газет про СПИД,
размеры да резинки,
не устающих крыть
то партию, то секту...
Устал я проходить
по Красному проспекту,
где не бабульки - лбы
небритые в киосках,
где шлюхи, как столбы,
торчат на перекрестках,
где шашни, что ни шаг,
и по двое и хором,
где прежний красный флаг
усвоен триколором,
безвольно свисшим, как
в политбюро мошонки,
где выцветший дензнак -
как грязные пеленки,
где третий месяц - дождь,
где гарь смешалась с гнилью,
где третий год - мандраж
и третий век - бессилье.

***

Над свечечкой дрожу -
торшер в ночи, как флюс.
Я музыки прошу -
в ответ "Европа плюс!"
К колодцу - как к врачу!..
Протягивают "Pils".
Я не желаю "please"
и "danke" не хочу!
Ну, Данте - так и быть:
не каждый там в аду.
Пусть меж геенн бреду,
но хочется любить!
Не трахать, а лобзать,
не тискать, а в глаза
глядеть, не про минет
мечтая - про сонет.
Чтоб шепот, а не крик,
не попугай - щегол.
Ну что же, мой язык,
где жгущий твой глагол?
Где ты из года в год
"гори, моя звезда"?
И где ты, мой народ -
не пьяная орда?

***
В клетке душа. Заперта на засов
ладно бы тела - общественных мнений,
правил, законов. Так в клетке стихов
слово живое стоит на коленях
и задыхается меж пустяков -
рифм и метафор, и прочих томлений
духа, и суетных выражений,
и забывается в пеньях и пенях.
Так, наделенную волей и речью,
и проживаем жизнь человечью
между богов и болванов, что, в общем,
одно и то же. И даже не ропщем,
что не находится нужных слов
выразить радость жизни и тяжесть,
путаясь в понятиях "дайджест",
"бестселлер", и даже
"триллер", и варим какой-то плов
вместо того, чтобы крикнуть: "Я же
смертен, как все!.. А пришла любовь
и на колени встала..."

Та, что спешит, и та, что ждет

Та, у которой забываюсь
и забываю о другой...
И Та, о ком забыть стараюсь
в объятьях первой, дорогой,
Той, что спешит к разлуке скорой,
Той, чьим присутствием дышу...

Но Та, что ждет, Та, у которой
лишь об отсрочке и прошу...
Неотвратимей и мрачнее
день ото дня ее приход.
Меня ж с годами все сильнее
к ее сопернице влечет...

Но знаю, первую избрав,
что у второй все больше прав.

***

Я уже перед дверью. Я скоро уйду.
По ночам мне является ангел-хранитель,
белый, малый, бесплотный. И в полубреду
я руками машу на него, не любитель
всяких фантасмагорий; оседлый, земной,
не справляется разум мой с потусторонним.
Этот мир я люблю, эту жизнь, а в иной,
сладкогласой, что делать мне с хрипом вороньим?
Здесь хочу я остаться грехи искупать
громыхающим громом, дрожащей рябиной,
чтобы ливнем июльским девиц искупать,
иль расклеванным быть вдрызг ордой воробьиной.

Завещание

Я превратился в дождь,
в тьму неба, в свежесть вздоха,
в бороздку на окне,
в нахохлившихся птиц,
и в первый луч травы,
и в ноздреватость почвы,
я превратился в мир,
не плачьте обо мне.

Я превратился в след
от самолета в небе,
в след дичи для стрелка,
и в след стрелка в траве,
в свет дальних солнц -
следов от чьих-то крыльев.
Погасли звезды,
светятся следы.

Я превратился в вас,
я вам себя оставил:
мой голос, ритм, надежды.
Так я носил в себе
всех тех,
кто снег, деревья, полдень, вечность...
Я превратился в дождь
и в память о себе.

Я превратился в след,
в птиц, в дождь,
в траву и в память.
Я превратился в вас.
Не плачьте обо мне.

***

Уже не первый день тепло,
уже не раз зима прощалась,
а встанешь утром - намело:
хозяйка, видно, возвращалась.

Так возвращаются не раз
домой старухи, чтоб проверить,
не позабыт ли свет и газ
и хорошо ль закрыты двери.

***

Я три тебе гвоздики подарил.
Быстрее прочих белая увяла,
за нею следом розовой не стало,
а желтая стояла и стояла,
как будто кто ее заговорил.

***

В отжившей супружеской спальне
заплаканной женщины сон.
И камнем надгробным опальный,
холодный немой телефон.

И ты не в объятьях моих,
прижавшись щекой к аппарату,
не ждешь и не спишь. Мы распяты,
и крест наш один на троих.

И дождь за окном, и дремотный,
и бесприютный рассвет,
и сумрак, и дым, и животный,
как страх, нарывающий метр,

отчаянный, без просвета
срывающийся с губ:
"Я без тебя не могу!"
..................................
И сотая в ночь сигарета.

***

Как хочется крикнуть на все мирозданье: МОЯ!
Нельзя.
И надо, как в омут, поникнуть в заплаканные
голубые глаза.
И надо себя уничтожить, обречь, чтоб дожить
эту жизнь до конца,
на тихую нежить, чтоб пепел сгоревшего счастья,
как с крыльев пыльца
у летнего эльфа ссыпался печально,
на пыльную землю слетая,
и молча кончаться и, тая, шептать:
до свиданья,
моя невозможная, голубоокая, моя
золотая,
шептать в этот лист, в этот угол,
на все мирозданье...

Слезы

1.

Ты плачешь, в ткань платка отволглую
и всхлип, и жалобу глуша.
Так плачет небо в осень долгую,
почти беззвучно, не дыша.

Над речкой, рощей, над пригорками,
над псом бродячим слезы льет.
И эти слезы были б горькими,
когда бне сладкий их исход,

прозренье тайного явления
среди предзимней пустоты -
любви последней упоения
и чуда поздней красоты.

2.

Слезы, слезы и солнечным полднем
и в раскисшей октябрьской мгле,
слезы месяц назад и сегодня,
в небе слезы и на земле,
и в распутицу и на перепутье,
когда каждый мучителен шаг,
и в привычном домашнем уюте,
лишь не щеки в слезах, а душа.
Рвешь из пальцев зубами занозы -
неподатлива плоть, крепка...
Солоны твои горькие слезы
и соленая кровь горька.

3.

Дышать боюсь: дыханье обжигает.
Молчать боюсь: душа перекипает.
Сказать? Но что словами обозначишь?
А умереть? Ведь ты опять заплачешь...

***

Что кричал я тебе над беззвучной рекой,
за падучей звездою гоняясь?

Что шептал я тебе в телефон, как в гобой,
муку музыкой сделать пытаясь?

Что молчу я тебе, выдать явной строкой
тайну скудных молитв не решаясь?

А когда я умру, и последней трубой
хриплый голос мой бывший, мой голос немой

протрубит надо мной для тебя для одной,
не боясь, не таясь и не каясь:

"Я С ТОБОЙ на земле, над землей, под землей!" -
под осклизлой землей задыхаясь.

***

Под весенним ветерком
будут, будут лужи сохнуть,
будут, будут бабки охать
на скамейке под окном.
Среди юбок, курток, брюк,
движущихся мерной ратью,
будут, будут мои братья
обнимать моих подруг.
Будут, будут мои сестры
руки жать моим друзьям,
пока я над миром пестрым
по натруженным плечам
буду плыть, ничем не занят,
буду - в прошлых временах...

Жить никто не перестанет
на моих похоронах.

***

Дышу всей грудью, знаю все на свете.
и всех на свете женщин я люблю,
и жаждой жизни каждый день встречаю,
и с каждым днем всё меньше, меньше дней...

***

Боже мой, как все мы глупы
и, оплакивая трупы,
взгляда вверх не поднимаем
на живые облака,
что, сбираясь в кучки, в прядки,
то играют с солнцем в прятки,
то, досадуя на нашу
дурь, оплакивают нас!

Спасибо

За то, что есть на этом свете
свет,
за то, что набирают ветви
и травы - цвет,
за то, что музыкой ликует
речь,
еще за то, что ветер дует -
весна, сиречь,
еще за твой, как сад, зеленый
летящий взгляд,
за мой, тобою ослепленный
сад,
за то, что мы с тобой, как дети,
еще чисты,
за то, что есть на этом свете
ты!

Весенний дождь

Замечется пыль. Бесноватые яблони
ветвями испуганно в окна забьют,
и в сад еще спящий, пропитанный ядами,
неслышные первые капли скользнут.

И ринется дождь! Замолотит по крыше.
Я стукну калиткой, в ограду войду.
Ручьи побегут, как пугливые мыши,
их, серых, полно в моем старом саду.

Окно разобью, если не растворится,
огни твоих глаз различу я во мгле.
Да здравствует дождь, воздающий сторицей
за пыльное детство на стольной земле!

Да здравствует дождь в муравейнике медном
и в дымке реки, в перламутре пруда!..
Да здравствует дождь на щеке твоей бледной
соленою каплей... От радости, да?

***

Ты сам всё это перечти,
увидишь - смыслом начиняется
судьба... И, Бог тебя прости,
пусть жизнь уж прожита почти -
любовь лишь только начинается.