Люди как люди. От Птолемеев до Лукиана. Науки и искусства в александрийском Мусее

Центр науки, искусств и литературы в эпоху эллинизма переместился из Афин и собственно Греции в эллинистические монархии, прежде всего в Египет, где два первых Птолемея создали в заложенной их великим предшественником Александрии блестящую столицу.

Сохранилось имя ее архитектора-градостроителя. Его звали Динократ Родосский.

Город,- пишет А. Боннар, - был разделен им на четыре квартала двумя магистралями - одной, идущей с севера на юг, другой - с востока на запад, пересекающимися в центре. Каждый из этих кварталов носил название одной из четырех первых букв алфавита. Главная магистраль (с востока на запад) имела по прямой линии семь тысяч пятьсот метров в длину, в ширину она имела около тридцати метров и была окаймлена тротуарами. Магистраль северо-южная разделялась на две широкие аллеи, отделенные рядом деревьев. В четырех прямоугольниках другие улицы, перпендикулярные и параллельные, были довольно узки (около шести метров). Древние города, в которых уличное движение было интенсивным только в праздничные дни, не имели широких улиц, а климат даже требовал узких улиц. Одной большой магистрали было достаточно для процессий... Широко раскинувшийся город Александрия, занимавший к концу античности площадь около ста квадратных километров, был построен очень быстро и целиком из камня, что было большим новшеством. Для дворцов ввозили мрамор, которого нет в Египте... Через 50 лет после основания Александрия насчитывала, как говорят, триста тысяч жителей. Это был, конечно, самый населенный город мира. По-видимому, к началу христианской эры его население достигло миллиона человек. Тогда внутри своей четырехугольной городской черты он стал расти в высоту: стали строить дома в несколько этажей, дома для сдачи внаймы, с отдельными квартирами, чего никогда не было в греческих городах... Чудом Александрии был ее порт, а также ее знаменитый маяк Фарос. Место, выбранное Александром, не являлось естественным и сколько-нибудь известным портом. Но македонянин увидел, что благодаря острову Фаросу, находящемуся в нескольких тысячах метров от берега, можно устроить великолепный порт. Остров соединили с берегом плотиной протяженностью один километр, которая и разделила рейд на два порта. Первый, восточный порт имел вход, ограниченный двумя молами; он включал военный порт, арсеналы и верфи, а также личный порт монарха. Второй, западный, называемый Евностос, что означает "Счастливого возвращения", был торговым портом. Два прохода, устроенные в разделявшей порты плотине, - два прохода с мостами для пешеходов над ними - позволяли кораблям проходить из одного порта в другой. Этот двойной александрийский порт сразу же был скопирован многими эллинистическими городами. Что касается маяка, то это было творение строителя Сострата Книдского. Высотой сто одиннадцать метров (шпиль колокольни Лозаннского собора имеет семьдесят пять метров), маяк вонзал ввысь свою башню из трех этажей, постепенно уменьшавшихся в объеме, один на другом. Фонарь был укреплен на восьми колоннах, подпиравших купол, под которым горел огонь из просмоленных дров. Говорили, что зеркала распространяли свет, усиливая его. Подъемник позволял добираться до фонаря. Маяк тотчас же был признан одним из семи чудес мира. Именно этот маяк подал арабам идею минарета. (Фаросский маяк (см. илл.) представлял собой четырехгранную башню на широком мощном фундаменте-постаменте. На четырехгранной башне - восьмигранная. Ее венчал круглый верх, как на церквах и колокольнях. Со 111-метровой высоты свет достигал в море за 50-километров. Прочное, прекрасное сооружение прожило тысячу пятьсот лет и погибло во время землетрясения. "Название его стало нарицательным и живет еще в нашем слове "фара". (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 344). А. Боннар. Греческая цивилизация. Т. 3. С. 240 - 242.)

Птолемеи желали завоевать расположение всех лучших (и прежде всего греческих) умов эпохи. Главным образом их привлекали философы. И они добились того, что Александрия стала центром науки и искусств, но... не философии. Ни стоики, ни эпикурейцы не пожелали, да по сути и не могли пожелать, бросить спокойные, мудрые, величавые даже и теперь Афины и окунуться в вихрь александрийского света. Равным образом остались верны своим Академии и Ликею последователи Платона и Аристотеля. Один лишь Деметрий Фалерский, ученик Феофраста, откликнулся на предложение Птолемея и приехал в Александрию. Он-то и был одним из тех лучших умов времени, которые создали знаменитый александрийский Мусей.

Идея Мусея - университета и вместе с тем храма культуры и науки принадлежит еще Пифагору (пифагорейские дома назывались мусейонами); далее ее разрабатывали перипатетики, Аристотель и Феофраст.

Идея Аристотеля и Феофраста заключалась в том, чтобы сгруппировать ученых и их воспитанников вокруг библиотеки и научных коллекций в целях сотрудничества, способствующего прогрессу науки. (А. Боннар. Греческая цивилизация. С. 244.)

Деметрий, пользуясь предоставленными в его распоряжение Птолемеем огромными средствами, создал этот величественный храм наук, который, к несчастью, не дожил до нашего времени. Мы имеем о нем представление только по рассказам современников. Вот как, примерно, выглядела городская перспектива и как смотрелся на ее фоне Мусей.

Обнесенная колоннадой, главная улица Александрии тянулась на целый час ходьбы, от Ворот Солнца до Ворот Луны. На центральном перекрестке была площадь, а на площади - исполинский мавзолей с телом Александра Великого. Ближе к морю стоял царский дворец, а при нем - дом, посвященный Музам: Мусей. Мусей не был музеем в нашем смысле: хранить обломки древних культур греки не любили. Это было место, где шла работа над живой культурой, нечто вроде академии наук пополам с университетом... Здесь... велась та самая разработка всех наук сразу, о которой мечтал в своем Ликее учитель Деметрия Аристотель... Здесь был двор для прогулок, зал для разговоров, комнаты для занятий с учениками, лаборатория, обсерватория, столовая для общих трапез. А главное, была библиотека. (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 318 - 319.)

Эта библиотека уже при следующем Птолемее, Филадельфе, насчитывала около пятисот тысяч книг, через век, при Клеопатре - около семисот тысяч. Что собой представляли эти книги и почему их было так много?

Прежде всего, Египет - страна древней культуры, давным-давно имевшая свои собственные, фараоновские, библиотеки ("приюты разума", как они здесь назывались); далее Деметрий Фалерский делал на царские деньги колоссальные закупки книг для библиотеки где только это было возможно (выкуплена была даже у наследников Феофраста библиотека Аристотеля). Кроме того, и сами книги были гораздо меньшего объема, чем сегодня: девятитомная история Геродота умещается теперь в двух небольших томах.

Читаем у А. Боннара о целых кипах книг, прибывающих на кораблях из разных сторон света и выгружаемых на набережные Александрии:

Птолемей III Эвергет не останавливался ни перед какими расходами, лишь бы обеспечить себе приобретение ценных и редких книг. Так, он взял во временное пользование под баснословный залог подлинный экземпляр сочинений трагиков, скопированный в Афинах в IV в. до н.э. и содержащий все произведения великих афинских поэтов-трагиков; потом он отказался от залога и оставил себе этот экземпляр. Библиотека росла не только за счет покупки классических произведений, но и за счет исключительной плодовитости авторов того времени. Один филолог, по имени Дидим, составил три тысячи пятьсот томов комментария... Нам известны имена более чем тысячи ста эллинистических писателей, включая сюда имена ученых и философов. Просто наводнение! Литературная катастрофа! Какое количество литературы!.. Что же в ней (Александрийской библиотеке - В.Р.) было? Что она покупала? Без сомнения, все интересное, что создавала греческая литература... Ученые Мусейона читали или имели возможность читать всю литературу, эпическую, лирическую, драматическую, всех историков, огромную философскую и медицинскую литературу... Спрашивается, приобретали ли и переводили ли библиотекари литературу "варварских" народов? Мы знаем несколько случаев такого рода. Так, в эпоху Филадельфа один эллинизированный египтянин, жрец Манефон, написал по-гречески, используя работы Библиотеки, руководство "Египетские древности". Халдейский жрец Бероз написал также "Халдейские древности". Вероятно, в библиотеке были и иностранные работы, переведенные или непереведенные. Самым важным переводом был знаменитый перевод "Семидесяти" - перевод на греческий язык священных еврейских книг, именуемых Ветхим заветом... Усердие собирателей всегда возбуждает пыл фальсификаторов. Значительная часть усилий александрийских филологов - Зенодота и других - будет направлена на то, чтобы в массе произведений, собранных в Библиотеке, различать подлинные от поддельных. Зенодот со своей стороны настойчиво стремился установить более правильный текст гомеровских поэм. Он отмечал обелом (знак в форме веретена) стихи или отрывки, которые он считал интерполяциями. При современных изданиях принимают во внимание приговор, вынесенный Зенодотом относительно некоторых отрывков, признанных им более поздними или сомнительными. Другие филологи выполняли аналогичную работу в отношении произведений трагиков и вообще всей греческой литературы. Так в Мусейоне и Библиотеке зародилась критика текстов. В то же самое время и в тех же самых кругах можно было наблюдать создание словарей редких слов или слов, ставших архаическими, работ, содержащих комментарии или литературную критику грамматических трактатов, - всего того, что имело целью разъяснить и сделать более доступными литературу и язык, которые в течение пяти или шести веков создавали шедевры и тем прославили себя. (А. Боннар. Греческая цивилизация. Т. 3. С. 246 - 248.)

Теперь посмотрим, что представляла собой античная книга.

Если бы кто-нибудь из вас вошел сейчас в древнюю библиотеку, то подумал бы, что ошибся дверью, поскольку увидел бы только знакомые полки, но никак не книги. На этих полках стояли... ведра, доверху забитые вертикально поставленными трубочками. Это были свернутые свитки из папируса, на которых и записывались сочинения разных авторов. Один автор - одно ведро с трубочками, или больше, смотря по плодовитости сочинителя.

М.Л. Гаспаров рассказывает:

Нам это странно представить, но Афины обходились без книг или почти без книг. В маленьких городах, где каждый знал каждого, культура усваивалась с голоса: незнающие спрашивали, знающие отвечали. Кто хотел иметь, предположим, сочинения Платона, тот шел в Академию и сам переписывал их у его учеников. Теперь, после Александра, все переменилось. Мир расширился, люди снялись с насиженных мест, спросить "как жить?" было теперь не у кого - только у умных книг. Люди бросились читать, покупать, собирать книги; в ответ на спрос появились мастерские, где книги переписывались уже на продажу. Самой большой книжной мастерской был Египет: здесь рос папирус, а книги писались на папирусных свитках... Папирусные свитки греки научились делать у египтян. Шириной они были с эту книгу, а длиной - метров шесть. Бывали и длиннее, но ими уже было неудобно пользоваться. "Большая книга - большое зло", - говорил александрийский библиотекарь, поэт Каллимах. Текст писался на них столбцами шириной в длинную стихотворную строчку. Обычно в свитке помещалась тысяча с лишним строк. Писатели к этому привыкли и сами делили свои сочинения на разделы - "книги" - приблизительно такой длины. Начало и конец свитка приклеивались к палочкам, чтобы за них держать. Держали свиток правой рукой, а разворачивали левой и, читая, перематывали его постепенно с задней палочки на переднюю. Если вы увидите какое-нибудь древнее изображение человека со свитком - приметьте, в какой руке у него свиток. Если в правой, то это книга еще не прочитанная, а если в левой - уже прочитанная. Строчки разлиновывали свинцовым колесиком, писали тростниковым пером, чернила делали из черного сока каракатицы или из "чернильных орешков" - наростов на дубовых листьях. Ошибки смывались губкой или попросту слизывались языком. Заглавия и заглавные буквы писались красным - отсюда выражение "с красной строки". Если книга делалась на продажу, то писец писал аккуратными прописными буквами: буква под буквой, как по клеточкам ("по-печатному"- сказали бы мы); если для себя - то скорописью, как попало. Писали не разделяя слов, а чтобы легче было читать, иногда расставляли над строкой знаки ударения. Паузы отмечали вертикальной черточкой. Много веков спустя из этой черточки получилась наша запятая. У книготорговцев были книжные мастерские, где изготовлялось сразу по много экземпляров нужной книги. Ученые рабы-писцы (стоили они очень дорого) сидели в ряд и писали, а начальник прохаживался перед ними и внятно диктовал. Потом, в средние века, книги стали переписываться иначе: писец-монах сидел один в своей келье, держал перед собой нужную книгу и списывал с нее. Ошибок и те и другой делали очень много, но ошибки были разные: у древних переписчиков - слуховые, у средневековых - зрительные. Вместо слова "Иония" античный писец, недослышав, писал "Еония", а средневековый, недосмотрев, - "Нония". Разобраться в переписываемом подчас бывало нелегко. Представьте себе, что вы на полях вашего учебника записали со слов учителя какое-то добавление. Если учебник печатный, а ваше добавление, понятно, написано от руки, то спутать их невозможно. Если же и учебник, как в древности, рукописный, и добавление ваше рукописное, то легко подумать, что это случайно пропущенная фраза из учебника же и ее надо вставить куда-то в текст. Так античные переписчики и делали, а если получалось нескладно, то подправляли текст по своему разумению. Иногда ошибок нагромождалось столько, что ученые до сих пор не могут восстановить, что же было в первоначальном тексте. Поэтому александрийские ученые очень старались раздобыть для своей библиотеки самые древние, самые надежные рукописи. Царь Птолемей отдал приказ: на всех кораблях, что заходят в александрийский порт, производить обыск; если у кого из путешественников найдется при себе книга - отбирать, делать копию и отдавать хозяину эту копию, а книгу оставлять для библиотеки... Не обходилось без соперничества. Цари малоазиатского города Пергама тоже собирали библиотеку. Узнав об этом, египетский царь Птолемей V запретил вывоз папируса из Египта, чтобы в Пергаме не на чем было писать. Тогда там изобрели новый писчий материал - пергамент. Это были овечьи и телячьи кожи, тонко вычищенные и выглаженные. Из них не склеивали свитки, а складывали тетрадки и сшивали их в книги, вроде наших. Пергамент был гораздо дороже папируса, зато прочней; кроме того, пергамент можно было изготовлять везде, а папирус - только в Египте. Это решило будущую проблему пергамента: в средние века, когда вывоз из Египта прекратился, вся Европа перешла на пергамент. Но в древности папирус господствовал, и Пергамская библиотека так и не смогла догнать Александрийскую. Около 700 тысяч свитков было собрано в Александрийской библиотеке. Здесь хранилось все, что было когда-нибудь написано на греческом языке. Сам список этих книг (со справками об авторах и о содержании) занимал 120 свитков; составил его тот самый Каллимах, который сказал: "Большая книга - большое зло". Кроме главного книгохранилища при Мусее, пришлось выстроить второе, при храме Сераписа. Они простояли шесть с лишним веков. Малая библиотека была разорена в 390 г. н.э., когда христианские монахи громили храм Сераписа. А большая библиотека была сожжена в 641 г. н.э., когда мусульманский халиф Омар взял Александрию. Говорят, он сказал: "Если в этих книгах то же, что в Коране, - они бесполезны; если не то же - они вредны". (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 319 - 321.)

Такой была Александрийская библиотека, одна из самых прославленных библиотек не только древности, но и вообще человеческой культуры.

В ней занимались всеми науками. М.Л. Гаспаров очень интересно описывает различные школьные уроки, и стоило бы привести здесь еще выдержки из его "Занимательной Греции", однако больше для этого уже нет места. Отсылаю любознательного читателя в библиотеку, а мы продолжаем рассказ о науке эллинистического периода.

Начнем с математики, зародившейся в Греции, как вы помните, в школе Пифагора. Систематизировал ее во времена Птолемея I член Мусея Евклид в своей книге "Начала". Мы до сих пор пользуемся его терминологией и методами доказательств, особенно в первой фазе обучения точным наукам. Евклид был основателем александрийской математической школы, из которой вышли многие и многие знаменитые математики древности, в числе которых нужно назвать систематизатора теории чисел Эратосфена, величайшего математика и механика Архимеда и его соперника пергамца Аполлония, создателей тригонометрии Гиппарха и Герона Александрийского.

От математики - к географии и астрономии. Дикеарх и Эратосфен вычислили окружность Земли; Аристарх Самосский во времена Птолемея II, т.е. за 1800 лет до Коперника, открыл вращение Земли вокруг Солнца, за что его, как потом Коперника и Галилея, обвинили в безбожии: сделал это философ-стоик Клеанф, ученик Зенона, но это не помешало Аристарху спокойно продолжать работать в обсерватории александрийского Мусея.

Географы и путешественники в этот период подтвердили гипотезу Анаксимандра о кругоземном океане. Эратосфен изобрел систему параллелей и меридианов. Вместе с географией развивалась геология, представитель которой Посидоний Родосский в I в. до н.э. объяснил вулканические явления сжатыми под земной корой газами; а кроме геологии и зоология, ботаника и фармацевтика.

Медицина вообще, благодаря прежде всего представителям так называемой догматической школы Герофилу и Эрасистрату, достигла больших успехов. Началось развитие анатомии и физиологии. Эрасистрат в ходе своей деятельности пришел к выводам о том, что мозг является центром нервной системы, много занимался сердечно-сосудистой деятельностью и был уже на пороге открытия кровообращения. Соперничающая с догматической эмпирическая школа разработала свой опытный метод задолго до англичанина Ф. Бэкона и тем много послужила как практической медицине, так и... философии, "подарив" ей свой эмпирический метод исследования.

Продолжателем и синтезатором обеих названных медицинских школ в I в. до н.э. стал римлянин Асклепиад.

О развитии физики и механики на примере Архимеда мы уже говорили выше. Ему наследовали Ктесибий, изобретатель гидравлического органа, часов и пожарного насоса, и Герон, изобретатель сифона и паровой турбины. Неизвестно имя другого великого механика, изобретшего водяную мельницу.

Коль скоро душа занимает, как мы помним, столь важное место в философских размышлениях всех без исключения мудрецов, можно говорить и о некотором развитии науки психологии. История как наука и литература также продолжает развиваться, но, пожалуй, наиболее значительные ее достижения в нашу эпоху находятся в смежной области истории искусств и истории литературы, смыкаясь здесь с филологией, критикой и библиографией. Неоценимый труд Каллимаха, Зенодота, Аристофана византийского, Аристарха Самофракийского, других ученых, знаменитых и рядовых, в этих областях заложил основы многих гуманитарных дисциплин. Между прочим, в эту же эпоху жил и пресловутый критик Гомера Зоил, чье имя стало нарицательным, благодаря иногда остроумным, но чаще всего нелепым придиркам к великому слепцу, придиркам, главным образом, эстетического, "вкусового" характера.

Такова была в самом общем и кратком очерке античная наука эллинистической эпохи. Взглянем теперь на искусство.

Об архитектуре мы уже немного сказали в начале этой главы и познакомились с именем Динократа. С него начинается плановое градостроительство, лучше всего известное нам на примере Петербурга. Если говорить об архитектуре в целом, то эллинистическая эпоха почти полностью отбирает ее для мирской службы. Храмов строится меньше, чем дворцов и домов, хотя истинными шедеврами времени были храмы Артемиды Эфесской и храм Аполлона в Дидимах. Но главным образом все же архитектура занята воздвижением царских дворцов, богатых частных домов и вилл, т.е. тех же по сути дворцов, только поменьше размахом. Каков же он был из себя, античный дворец?

Это был целый комплекс зданий, прихотливо разбросанных среди зелени парка и вдоль морского берега (где таковой был), отчасти даже - в самом море, на утесах или искусственных конструкциях. Конечно, из этих зданий одно было главным; но его строили не столько ввысь, сколько вширь, составляя его из целой системы перистилей (Перистиль - окруженный с четырех сторон крытой колоннадой прямоугольный двор (часто с бассейном и водоемом). Собственно "перистиль" так и переводится: "окруженный колоннами".) с окружающими их жилыми и парадными покоями, причем и здесь старались ввести природу в человеческое жилище, обращая внутренние части перистилей в цветники или скверы, часто с прудами и фонтанами. Для колоннад предпочитали роскошный коринфский ордер. К украшению дворца приспосабливали и скульптуру (как статуарную, так и рельефную), и живопись - последнюю особенно для стен перистилей и покоев, но также и потолка и даже пола (так называемая мозаика). Получилось очень изящное и жизнерадостное целое.2 (Ф.Ф. Зелинский. История античной культуры. С. 225.)

Другое монументальное искусство - скульптура - несет на себе аналогичные веяния времени: кроме, разве что знаменитых скульптур Сераписа, "подземного Зевса" работы художника Бриаксия, она также имеет в основном светский характер, ведь даже статуи богов теперь передают главным образом чувственную красоту модели. Таковы знаменитые Аполлон Бельведерский, Афродита (Венера) Мелосская, Капитолийская, Ника Самофракийская и др.

Если таковыми стали изображения богов, то что уж говорить о портретах героев? Главное, может быть, что породила эпоха - мастерство в передаче высокой степени пафоса, образцом которого является знаменитая многофигурная статуя Лаокоона. Пышность эллинизма достигает в многофигурных скульптурах своего апогея, равно как и в реалистических портретных статуях, тоже нововведении времени.

Портретные статуи и гермы (Поясная статуя в виде столба. Произошла от подобных древних скульптур Гермеса.) уже в IV в. до Р.Х. перестали быть редкостью; все же тогда художники еще стремились к идеализации изображаемого. Полный реализм мы встречаем только ныне - и в то же время такую легкость техники, что портрет делается почти общедоступным и становится едва ли не главным предметом статуарного производства. (Там же. С. 227.)

То же, в принципе, можно сказать и о рельефной скульптуре, потерявшей было в эту эпоху целую область своего применения: Деметрий Фалерский в законе о похоронах упразднил аттическую надгробную плиту. Место ее, однако, быстро занял рельефный саркофаг.

Что до живописи, она переживает свой высший взлет в творениях Апеллеса, Протогена и Антифила. Из них лишь последний представляет Александрию. В творчестве Антифила получает развитие живописный реализм. Поскольку в изящных искусствах эллинизма вообще господствует идиллический, или пасторальный жанр, то и живопись обращается к пейзажу, коим украшаются стены домов и дворцов.

Развивается и музыка, прежде всего инструментальная.

Одним словом, живут и здравствуют все Музы. Мы же теперь обратимся к Эвтерпе, главной для нас.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

1. Кто такой Динократ Родосский и чем он знаменит?
2. Расскажите о конструкции Фаросского маяка.
3. Как собиралась Александрийская библиотека?
4. Почему Каллимах говорил: "Большая книга - большое зло"?
5. Расскажите о развитии естественных наук в александрийском Мусее.
6. Что такое перистиль?