Итак, в отставку ты уволен...                          Карамзин

Я уволен, но я не доволен.
Ничего изменить я не волен.
Волны времени мимо меня
Пронесли мировую культуру,
Ассистентство и аспирантуру,
Отпускные на дно оброня.

А броня моя, как паутина,
Как бобровая горе-плотина,
Разлетелась, и жду я копья,
Жду стрелы или в грудь, или в спину,
Одиночество, ссору, кончину...
И в кармане моем ни копья.

Ну, да я прибедняюсь, конечно,
Всё же я существую успешно,
Приспособился - вот существо!
Ничегошеньки я не умею,
А туда ж - самомненье имею,
Самолюбие пуще того.

А за что мне любить самого-то,
Я как с борта смотрю самолета
На просторы забытых стихов.
Хоть за прошлое... Все это в прошлом,
Так банально, что кажется пошлым.
Видно не за что - вывод таков.

Напросился естественный вывод:
Вы вот трудитесь, вертитесь, вы вот
В километры сплетаете стаж,
Уважают вас всем коллективом,
Впереди горизонт, перспектива:
День - ступенька, а месяц - этаж.

Вы идете к поставленной цели,
Остальное у вас на прицеле,
На прицепе семья и долги.
У меня же ни цели, ни средства,
Затянулось счастливое детство,
Заросли сорняками мозги.

Вывод ясен: так жить не пристало.
Может, всё попытаться с начала...
С понедельника брошу курить!
И пойду наниматься на службу,
Лишь бы взяли меня, лишь бы дружбу
С внешним миром я мог сохранить.

Ну, а с внутренним как-нибудь слажу,
Объясню неизбежность поклажи.
(То же мне говорили друзья.)
Это, братец ты мой, перспектива,
От которой немного тоскливо,
Но, увы, без которой нельзя.

Я не жалуюсь, не извиняюсь,
Я, конечно, читатель, кривляюсь,
Изголяюсь (и так уже гол).
Самому же в пустые ворота
Без разбега пробил, с разворота,
Идиотский красивейший гол.

Над собою поставил я точку.
Перечту "Капитанскую дочку",
Вот удачливый этот Гринёв:
Подарил Пугачёву тулупчик
И остался доволен голубчик -
Не повесил его Пугачсв.

Я бы отдал последние брюки,
Чтобы вновь не зависеть от скуки,
Да не только бы брюки - носки.
И в бельишке бессовестно нижнем
В Костроме, Ярославле и в Нижнем
Всё стоял бы у Волги-реки.

Я пошел бы землей Вологодской,
Волосатой лесами, сиротской,
И дошел бы до мутной Двины.
Зову предков далеких послушен,
Я бы стал, как они, простодушен,
Встал, как Пришвин, среди тишины.

Словно Клюев, про Русь избяную
Я запел бы, но песню иную!
(Вот еще холмогорский Платон!)
Я бы сел посредине лужайки,
Я бы детям рассказывал байки,
С Соловками сведя Парфенон.

И какой-нибудь русый Парфёнов,
Продолжатель российских Невтонов,
Глядь - побрёл с рыбаками в Москву,
Изучать там известны науки...
Хорошо размечтаться от скуки!
И мечтаю, зеваю, живу.


77
Дурак же был я в молодые годы -
Умел рассудку страсти подчинять.


78
Ветер низменность утюжит,
Как тяжелую портьеру.
Хорошо бы жить в Устюжне,
Или в Рыбинске, к примеру,

Иль, допустим, в Весьегонске.
Весь он словно на ладони.
Там трава, что волос конский,
Люди там, как будто кони.

Там в просторном балахоне,
По-крестьянски, без опаски,
Сыр идёт из Пошехонья
Пешим ходом к Володарску.

Там, над Мологой, безмолвье.
Реки там с кисельной зыбью.
Натуральное здорвье.
Рак, что щука на безрыбье.

Ходят волны, мутят воду,
Рыбу бедную пугают.
Там вольготно жить народу,
Да народ о том не знает.


79. Окно в Европу

Человеку нельзя без окна.
Хорошо бы, конечно, в Европу!
Как-никак, а Европа, она,
Словно содовая с сиропом.

Там над ней газированный рай
И такое, что даже не снится.
Если скажут - окно выбирай! -
Я, естественно, выберу - в Ниццу.

Ибо как же прожить без окна?
Я окно это даже предвижу.
Из него протянуться должна
Бельевая веревка к Парижу.

И на ней, в ореоле красы,
Проливая последнюю ясность,
Под прищепкой трепещут трусы
С трафаретом на заднице - Гласность.


80. Разбор по составу

Шипящие всех стран...

Забыт морфологический разбор,
И члены предложения ЦК
Затеяли никчемный разговор
Про синтаксис. И это на века.

Давайте, всё расставим на места,
Приставку партии поставим впереди:
Она руководящего поста
Не потеряла. (Господи, прости!)

За нею корень, стало быть народ,
Морфема мира, пролетариат.
По правилам ему бы встать вперёд...
- Здесь в самый раз! - ...Ну, если говорят...

За корнем суффикс, сам себе судья,
Морфема-червь, точащий чернозем,
Интеллигенция, от Соловья-
Разбойника и ступы с помелом

Ведущая свистящие свои...
За корнем - свет, за суффиксом - темно.
Начало было. Пели соловьи.
А окончание придет само.

Достаньте мне с вершины словаря
Словечко, облетевшее весь мир
И севшее на звездочку Кремля,
Как русский самовар, как сувенир...

Да - "перестройка"! Правильно. Скорей
Вершим ему классический разбор.
Лишив мифологических корней,
Мы на приставку поглядим в упор.

Вот - "пере"... Помечай карандашом:
Приставка это... То, с чего в Кремле
Издревле начинали топором
По дереву, потом по голове.

Что голова? - приставка... Прав Прокруст:
Снести ее! Под корень извести!
С пристрастием кромсая стройный куст,
Садовник знает: станет в ширь расти.

А в ширь и надо! Широта во всем!
И, переширя ширину кости,
Издревле знали, что перерастем,
Передеремся (Господи, прости!)

Из-за кости... Приставочный синдром
Перемахнул сквозь время... Прав Прокруст:
Москва теперь - большой аэродром,
И первый гость тут, безусловно, Руст!

Приставка "пере" - значит "сверх того".
Перелетел и - сверх того - живой.
Бояре бы, несчастного, его
Отправили на плахе скоростной...

Сварганили бы попросту пюре
Из позвонков, поставя нагишом...
Но нынче-то не "пере", а "пере"...
Поэтому пометь карандашом,

Что корень "строй", звучащий как призыв,
Есть вовсе не морфема, но глагол.
Приставка, дав команду на прорыв,
Даст дуба, и наступит произвол.

Ты сколько наклонений знаешь?.. два?
Эх, ты! Руководительное есть.
Любой глагол, родившийся едва,
Прекрасно понимает "встать!" и "сесть!".

И если хвост - пока не голова,
Пока согласен он плестись в хвосте,
То это всё - стратегия. Москва
Не сразу строилась, и времена не те.

Теперь уже в диковинку ужи,
Из-под камней нет повода шипеть.
Невмоготу? Так, прямо и скажи:
- Товарищи! Я не могу терпеть!

Тебя тотчас препроводят в сортир,
Там плюрализм, паук на потолке...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И там хоть до зарплаты митингуй,
Уборщицу вперёд предупреждай,
Но не пиши ............... на стенах,
Закон о демонстрациях не хай.

Нехай, от сквернословия к корням,
К былому корнесловию народ
По приставным, переставным путям,
По гласности в согласности идет!

Приставка - это, в сущности, листва.
Но, право же, усох бы корешок
Без суффикса, как без церквей Москва...
Поэтому пометь карандашом,

Что суффикс "к" едва ли отделим
От всей основы. Он - ее звено.
Что суффиксально гром необходим,
Он прогремит. И это решено.

Я говорю с позиций словаря.
Здесь что ни день - подземные толчки.
Сейсмичность под основой втихаря
По видику глядит боевики.

И здесь они - шипящие всех стран,
Все недовольные своей судьбой...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кто суффиксы на фиксы променял,
Гнусавит специфически: цы-цы.
Напишут мемуары про меня
Какие-нибудь подле(молод)цы,

Напишут: Суффиксанов был поэт,
Он времени вертел веретено...
Как бы не так! Вначале было - "свет",
"А" - окончание придет само...

А, может быть, и вправду, времена
Меняются, и высохнет дерьмо,
И вызреет на нем хоть что-то... А?..
Быть может, окончание одно...

Наития кончаются на "ить"...
Проклятия кончаются на "ать"...
.................................................
.................................................
Избави бог нас родину корить
И корни вековые корчевать.


81
Какому-то Баренцу вздумалось море открыть,
Отмычкою мачты, мечтою о встречной волне.
Послушай: далеко, далеко мне выпало плыть,
По этому морю во сне.

Я фьорды увидел, я видел, как рыба ведет
Потомство в лагуны, шепча плавниками над ним.
Послушай: глубоко, глубоко залег и течёт
С норвежской сноровкой Гольфстрим.

То с криком промчится к Шпицбергену стая гагар,
То высунет морду тюлень, удивительный зверь.
Послушай: высоко, высоко есть птичий базар,
Чего только нет там, поверь.

Цветов романтических завязь. Заветная песнь.
И вот я проснулся среди азиатских равнин.
Армянское что-то в фамилии Баренца есть.
Наверное, был армянин.


82

Когда открылся мне Дерпт, я сказал: прекрасный городок!                      Н.М. Карамзин

Ох, я бедный город Тарту! Я несчастный город Юрьев!
У меня прописка шведа и на мне Ивана тень.
Я всю жизнь сидел за партой, помня: "вива профессуре".
Рос. Меня как Ганимеда. Вот тебе и Юрьев день.

Терпким-терпким дерптским пивом всех поил я без разбору:
Выпей, Невский! Выпей, Грозный! Выпей, Петр, за новый герб!..
Я когда-то был счастливым и взбираться мог на гору...
Тетя-Русь, я твой племянник, я несчастный город Дерпт.


83. Ома маа

Ома маа. Зима опустилась на земли Эстонии.
В дымке тонет Суоми - на той стороне залива.
Усомнившись однажды в возможностях силлабо-тоники,
Переходишь на тоник с джином, потом - на пиво.

От анапеста переходишь к ямбу -
Строку ломаешь...
Понимаешь нутром Эйнштейна, тоской изранен...
Смотришь куда-то вдаль - и начинаешь
Медленно проговаривать: Ома маа...

Все относительно, друг мой, и даже это
Пространство, покрытое мелкой небесной манной...
Идет от залива влажный восточный ветер.
Слабо-ударный слог. Эстонии. Ома маа.


84. Снежным вечером
(Из Роберта Фроста)

Эта роща находится в частном владенье.
Некий фермер, известный в округе своим
Трудолюбьем, не ждет моего появленья,
И, надеюсь, оно не замечено им.

Снежным вечером, перед сошествием ночи,
Оседлав низкорослую лошадь свою,
Доверяясь инстинкту ее и чутью,
Отправляюсь за озеро, в сторону рощи.

Тьма прильнула украдкой к холодной земле.
Зазвенел вдалеке колокольчик знакомый.
Это фермер, мечтавший весь день о тепле
И уюте, торопится в сторону дома.

И летит невесомый искрящийся пух,
Накрывая простор белоснежною тогой...
Старость мне не страшна. Свеж и крепок мой дух,
Закаленный вечерней морозной дорогой.


85
Кипяток. Лихорадка. Уездная глушь.
Снег. Сугробы. Подъезды. Кварталы. Ночь.
И такая... ну словом, такая чушь:
Капитан и его красавица-дочь,

Петербург с Оренбургом, змея с орлом,
Одноглазый киргиз и кривой татарин,
И тулупчик... ну словом, такой дурдом,
Что проснуться б впору! .. "Вставайте, барин!"


86
Зевс ликует. Тоскует Ликург.
Душит Лаокоона удав.
Хрусталями замерз Петербург,
Серебристую влагу впитав.
Не идут корабли по Неве,
Не торопятся вверх или вниз.
Аполлон отживает свой век,
И врывается в жизнь Дионис.
У него летний сад в голове,
У него шевелюра шута.
Не идут корабли по Неве,
Так, наверное, было всегда.
Время Вия грозит из-под век,
Не по-гречески чёрен восход.
Разве это гомеровский век?
Нищей эры семнадцатый год.
Зевс ликует. Тоскует Ликург.
Серебристую влагу впитав,
Хрусталями замерз Петербург.
Душит Лаокоона удав.


87. Ночное кафе

Бильярд. Четыре лампы. Яркий свет.
Как хорошо в тепле озябшему клошару
Дремать под стук шаров!.. Лишив монет,
Бог дал ему возможность пить на шару.

Художнику дал зрение Господь
И, за ненадобностью отсекая ухо,
Назначил плату, отсылая плоть
На задний план... Сначала - пламя духа,

Потом - бильярд, четыре лампы, свет...
Взгляд странствует за стрелкой часовою.
Счет подает унылый Ганимед.

Клошар уснул. Его как будто нет.
Осталось имя дать: "Кафе ночное",
Допить абсент и подписать: "Vincent".


88. Чаепитие в Мытищах

К мытищенской водонапорной башне
Приковано вниманье всех народов.
Разлей же чай из самовара в чашки,
Мытищи обессмертивший Федотов.

Ты в жизни сей отчаивался часто,
Попотчуйся в посмертную нагрузку:
Вот бублики, вот крендели, вот масло,
Вот сахар кусковой - его вприкуску.

Мы позовем попа с его поповной -
На воздухе чаи не то, что в хате.
Сынок купеческий нам будет на подхвате,
А самовар уже трясется полный...

Попотчуйся, любезнейший Федотов...
Господь с тобой, элизий подмосковный!


89
На дворе безусловная осень.
Бляха-муха, четыре часа!
Я не сплю. За стеной голоса.
А будильник поставлен на восемь.

Коматозница-муха ползет.
Скоро ей, очумевшей от страха,
Бескорыстная смерть принесет
Облегченье. Счастливая, бляха!

За стеной поутихли. Не сплю.
Не смыкаю усталые очи.
Муху творчества больше люблю
Бляхи-жизни. Пол-пятого ночи.

Позолоченным брюхом блистать
Неужели ты будешь всю зиму?
Бляха-муха, безмозглая блядь!..
Не жужжи!.. Это невыносимо!


90
Здесь, где ходят сплошным табуном
Или строем по берегу Леты,
Торговать запрещают вином
И легко пропивают запреты.

Здесь, где всё равно, что и нигде,
Здесь, где слушают, уши развеся,
Колебанья, круги на воде...
Родилися мы здеся!


91. Exegi monumentum

Лучше кухни места нет.
Тихо и спокойно.
Здесь покоится поэт
Благо-и-пристойно.

Постоялец, блудный сын,
Ко всему привычный,
Он на кухне господин
Едино-и-личный.

Спрятан в шкафчике, забыт
Терпкий плод запретный.
У поэта трезвый быт,
Ветхо-и-заветный.

В памяти тускнеет вкус
Крымского портвейна.
Он обслуживает муз
Благо-и-говейно.

Варит кофе, как шаман,
Чёрный, ароматный.
В голове его роман
Крупно-и-форматный.

В раковине натюрморт
Во фламандском вкусе:
Пересох водопровод.
Господи-Исусе!

Доставай портвейн, не жмись,
Постность не престижна.
Как непостижима жизнь,
Скоро-как-постижна!

Лучше кухни места нет
Для мемориала:
"Здесь, на кухне, жил поэт".
Жаль, что прожил мало.


92
Я - поэт. Живу на всем готовом.
Потребитель, проще говоря.
Непонятным иностранным словом
Пользуюсь с подсказки словаря.

И питаюсь тем, что бог пошлет мне,
Или в магазины завезут.
И вершу свой медленный, почетный,
Многолетний, бескорыстный труд.

И живу себе на всем готовом,
Бестолково, а не делово.
Я не дело выбрал - выбрал слово,
И в ответе только за него.


93.
Держу пари, что я еще в России,
Что я еще могу держать Париж
В объятиях, как оперу Россини,
И что могу расклейкою афиш,
Как Дягилев, заняться на Монмартре,
Иль нежиться Нижинского нежней
На Пляс Пигаль, когда фиалки в марте...
О, Елисейских плюрализм полей!
О, плюрализм фонтанов Монте-Карло!..

Держу в уме аэропорт Орли,
Но не могу бездетным папой Карло,
Собрав бумаги, двинуться в ОВИР
И выстрадать мучительное право
Увидеть Лувр, Шатле и Нотр-Дам,
Держа пари, что возвращусь к стихам
И, может быть, когда-нибудь - в державу...

Держу багаж. Что я еще в России
Могу держать? Могу держать пари,
Ручаясь госпожою Бовари,
Тургеневым и небом серо-синим,
Стравинским, Бенуа и Дебюсси...
О, Шарль Гарнье! Бодлер! О, перестройка!
Пур эпате ле буржуа! Мерси!
Мерси боку! Оревуар, помойка!

О, Анна Лебедевна! Федор Годунович!
Сезоны русские, улыбка на лице...
Здесь человек с футляром, Ростропович,
Садится в самолет "Аир Франсе".
Сезоны русские, французские газоны,
Здесь в Тюильри любил бывать Мюссе.
Лет семьдесят советские законы
Не понимали "парле ву франсе".

Как-то Кокто, а может быть и кто-то
Другой, сказал: "Люблю Булонский лес".
Дворцовая на кленах позолота.
Дух осени над Комеди Франсез.
Могила Бунина. Святая Женевьева.
Мне хочется беззвучного напева,
Romanso Sant Paroles... На крови
Воздвигнутого равенства не надо...
Могила Гиппиус. Вот русская Эллада.
- Sant Genevieve, меня ты слышишь? - Оui.


94. Тарантелла

Нина, Нина, тарантелла!
Тратить лучше, чем копить.
Вон уж скрипка загудела!
Верачини дочь Валера
Верно хочет разучить!

Подрастают наши дети.
Мал для дочери смычок.
- Тятя, тятя, в наши сети
Угодил окорочок!

Ладно! Ладно! Перочинный
Ножичек ему в бочок!
Бес в ребро - не без причины!
Ларго! Ларго! Верачини!
Пусть пиликает смычок!

Пусть хандра таранит тело,
Грусть срастается с душой.
Нина, Нина, тарантелла!
Таракан по кухне смело
Ходит - Веспер золотой!

Тарантелла, Нина, Нина!
Сгинул бы учебный год!
Папа смотрит Тарантино:
Просто зверская картина.
Между делом жизнь идёт.

Мчатся тучи, злится ветер,
Буря матом кроет снег...
- Тятя, тятя, наши сети
Разорвал двадцатый век!


95
Небо в форточке слегка голубовато,
И давно уже не мыт подоконник...
Что улыбка у меня глуповата,
Я сегодня, глядя в зеркало, понял.

Ничего-то в этой жизни я не смыслю,
И она во мне не смыслит. Мы квиты.
По-хозяйски бы с хозяйственным мылом
Взять да вымыть подоконник немытый.

А то негде притулиться бедной кошке,
И горшочек с геранью не поставишь.
Глупый ждет-таки, стоит у окошка,
Зная: умного стоять не заставишь.


96
Водяные знаки осени.
Посмотри на свет.
Боже мой, какие просеки!
Казначейский чей билет?

Посмотри, небось, подделаны
Символы страны?
Как с небес, свалился с дерева
Рубль осенней желтизны.

А когда-то - трёшки зелени
И пятёрок синь...
Где они, мои весенние?
Нищета моя, аминь!


97
На рубль - желтизны осенней,
На три - травинок у крыльца,
На пять - небесных откровений,
На десять - красного словца.

Спеши растратиться скорей,
Расстаться с миром, раствориться...
От девятнадцати рублей
Пусть кошелек освободится.


98
Время рассудит.
Друг не предаст.
Семь раз отмерю,
Один - отрежу.
Ибо рассудок -
Иконостас -
Кажется дверью.
За нею - мрежи

Межгалактические.
Живу
Тихо, галантно,
Почти келейно
И гениально почти.
Сужу
По гороскопу.
Почти, как Гейне.

Или как Байрон. Другой.
Почти
И меня вниманьем.
Какой там Байрон!
Жизнь колосится
До тридцати
Буйной рожью.
Потом - комбайном.

Только и думаешь - о печальном:
Как бы концы с концами свести.


99
Возьму перо гусиное
И, глядя на луну,
Как шахта сверхглубинная
В Ростове-на-Дону,

Завою, как на веточке
Разбойник-соловей,
Толкая вагонеточки
Продукции своей.

Встречаю утро раннее
В забое, весь в угле...
Признаться, нет призвания
Почетней на земле!


100. Эклоги экологии
(Новый Цинцинат)

1
Экологически я перед Музой чист,
Когда органику вношу в печатный лист,
Нитраты игнорируя. Наследье
Окучивать свое всю жизнь я принужден.
Шесть соток творчества! Когда кругом соседи
Собрали урожай, и каждый поглощен
Сладчайшим созерцанием варенья,
С которым не страшна суровая зима
И нестабильность в плане обновленья
Российской экономики... Сама
Природа творчества мне говорит: - Терпенье!
Еще не умер ты, еще ты не один,
А нетерпенье - роскошь... Понимаю.
Айда работать! - Ай да сукин сын! -
Эклоги экологии слагаю...

2
Экологически я перед Музой чист.
В архиве у меня один печатный лист
Нитратами безвкусицы изъеден
И пестицидами бессмыслицы прожжён.
Но ряд мероприятий был проведен...
Как правильно?.. Пусть будет: проведён.
Лист перечеркнут, автор отстранён
От занимаемой... И до сего дня беден.
Продукт экологически безвреден,
Когда поэт от почвы отдален.

Вот, филология, тебе живой пример
Борьбы за экологию... На хер...
Как правильно?.. Точнее скажем: на хер
Последние прошли пятнадцать лет,
И, вообще, зачем я есть поэт -
Не ювелир, не дамский парикмахер?
При деньгах был бы... Или: при деньгах?..


101
Кому стихи, а мне стихать,
А мне с традицией античной
На день сегодняшний чихать,
В газете про себя читать,
Что и читать-то неприлично.

Я этого не заслужил.
Но это, в том-то все и дело,
Написано и вот - лежит.
Кто говорит: "Я честно жил!",
А я и этого не делал.

Я откровенно сочинял,
Не переваривал придурков.
Что характерно для меня -
Ни дня без строчки!.. и ни дня
Без полна блюдечка окурков.


102
Когда на склоне лет прочтёшь
Одну-единственную фразу:
"Мысль изреченная есть ложь", -
Поймешь, что не солгал ни разу.


103. Сумасшедший

Мне тридцать с хвостиком. Я не привел хвоста,
Не наступил на хвост литературе.
Мне свойственны приливы хвастовства,
Как всякой артистической натуре.

В ответственных не числюсь должностях
И поступаю, видит Бог, разумно.
Смотрите - нет мозолей на руках,
Нет и в мозгу, ибо пишу бездумно.

Люблю Апухтина... Хотите наугад
Две-три строки откуда вам угодно?
Из "Сумасшедшего"?.. Садитесь, я вам рад...
И можете держать себя свободно.

104
Я осторожен как сурок.
На всё смотрю с украдкой.
То, что попало на зубок,
Хватаю мертвой хваткой.

К примеру, плавленый сырок
С подгнившею фольгою...
Я осторожен как сурок,
И мой сырок со мною.


105. Терминология термитов

Звуки арфы и крики "ура"
Провожают комедию времени.
Отстающих от роду и племени
Пунктуально долбает по темени
Темпераментной жизни мура.

В муравейнике строят с утра,
Не довольствуясь участью шаткою,
С муравьиною совэкспортматкою,
С насекомою секс-камарадкою,
Для съеденья сведя комара.

Он, естественно, весь демора-
Лизовался, ведь он не подлиза.
Комариха, как Бедная Лиза,
Разрыдалась в березу, а снизу
Звуки арфы и крики "ура".

На голгофу несут комара,
На съедение в ритме "Камаринской"
Всей системой термитно-товарищеской,
Ибо в терминологии марксовской
Муравей муравью - камарад.


106
Ночь, как дно, и одно окно.
Тишь да гладь. Благодати нету.
Не поет Алконост давно,
И, носясь по белому свету,
Аргонавт не ищет руно.
Хорошо на земле поэту.
Хочешь - жалуйся, но грешно.
Кто оценит жалобу эту?
Ночь, как дно, и одно окно.
Тишь да гладь. Благодати нету.

Ночь как дно, и окно как дно.
Не накликал бы буревестник
То, что было предрешено.
Аргонавт не ищет руно,
А вино искать бесполезно.
Впрочем, было сообщено
Перед съездом и после съезда:
"Не ищите!" Резонно, но
Жаль Ясона: вино исчезло,
Стало быть - исчезнет руно.

Ровно в срок написал "Садко"
Римский-Корсаков, тот, который
Римской опере так легко
Выдал, как говорится, фору.
Вече выльется кипятком,
Новогород пойдет на Форум,
Русской оперой, как садком,
Из Ильменя изъяв амфоры
Местной классики. Высоко
Неба римского пункт опорный.

Ночь, как дно, и окно - дыра,
Тот колодец, в котором пусто.
Коль идешь к нему без ведра -
Возвращаешься без искусства.
Коромысло - это игра:
Кара мысли и кара чувства.
(Как бессмыслицы мишура
Притягательна!) Безыскусна
Ночь одна, но и та хитра:
Сверху - кисло, поглубже - вкусно.
Апельсины и кожура...
Как выигрывает капуста!
К Магомету идет гора,
Если только последней грустно.
Ночь, как дно, и окно - дыра,
Тот колодец, в котором пусто.


107
Почему из России поэзия
Так и хлещет, как из носу кровь?
Есть, к примеру, страна Индонезия, -
Из нее ведь не хлещет поэзия!..
Ведь не хлещет, как из носу кровь!..
Так, покапает, точно порезалась,
Ненароком легонько порезалась...
Эка невидаль!.. Если б зарезалась!..
Вот тогда б захлестнула любовь
Индонезию!.. Суть-то поэзии -
Чтоб хлестала, как из носу кровь!..
Ну, а иначе, что ж за поэзия?..
Проза жизни... Сплошная эрозия...
Нет поэзии в Индонезии!..
Ну, а ежели двинуть ей в бровь?..
Или в нос зазвездить?.. Или лезвием
Полоснуть?.. Так полезет поэзия, -
Так хлестнет, точно из носу кровь!..

......................................................

Неспроста во всем мире любовь
Все-таки пробуждает поэзия!..


108
Давно замыслил я побег,
Устав от рабства черного.
Кончается двадцатый век,
Как цепь кота ученого.

Пойти направо или вспять,
Назад, в былое качество?
На ус без устали мотать
Усы Его Усачества?
И метить в глаз, когда из-под
Бровей Его Бровячества
Количеством глядел народ
С советским знаком качества?

Налево? Сказку говорить? -
Гайдарово ребячество!..
И на горбы свои взвалить
Плоды Его Горбачества?

Кончается двадцатый век
Реакцией цепною.
Есть рабство. Лукоморья нет.
Пора, мой друг... Покоя...