1.1. К истории публикации и изучения наследия Заболоцкого

Литературное завещание Заболоцкого свидетельствует о взятой поэтом в конце жизни установке на сознательное программирование своей посмертной литературной судьбы. Вспоминая поэта в 1958 году, Никита Николаевич Заболоцкий пишет: "Дома Николай Алексеевич говорил, имея в виду власть имущих: "Они дурачки, что не признают меня, им было бы выгодно печатать мои стихи". Сыну однажды сказал: "Меня уже не будет, но ты увидишь: лет через восемь меня начнут широко печатать..." (Заболоцкий 1995, с. 724).

Заболоцкий почти не ошибся: прошло семь лет со дня его смерти, прежде чем работа поэта начала видимое самообнаружение в литературном мире, на этот раз во всем диапазоне значения и в объеме, близком к полноте.

В 1965 году вышли два первых серьезных издания Заболоцкого: в СССР и в США (Заболоцкий 1965а, Заболоцкий 1965b).

В американском издании под общей редакцией Г.П. Струве и Б.А. Филиппова были воспроизведены Столбцы-29, "Торжество земледелия" и стихотворения 1926-1958 годов. Частично вошли сюда дошедшие до составителей стихотворения для детей и воспоминания людей, знавших поэта лично. Книге предпослано три вступительные статьи, одна из которых на английском языке. Кроме того, здесь содержится основательная библиография, а в разделе "Варианты, разночтения, примечания" приведены обширные выдержки из советской и эмигрантской критики, посвященной Заболоцкому.

В советском издании, вышедшем в авторитетной серии "Библиотека поэта", несмотря на офизиозное предисловие A.M. Туркова (Заболоцкий 1965b, с. 5-58) и издательскую инверсию "ранних" и "поздних" сочинений поэта, впервые оказался воспроизведенным корпус текстов Заболоцкого, согласно завещанию по Своду-58 (см. 2.2). Издатели открыли сборник стихотворениями 1932-1958 годов, которые, по завещанию, должны были бы составить вторую часть итоговой книги, а "Столбцы и поэмы" "спрятаны" во второй половине библиотека-поэтовского издания и объявлены данью "формальному экспериментаторству". Несмотря на издательский произвол, основа "корпуса Заболоцкого" оказалась-таки (через семь лет после его смерти, почти что "по воле" поэта) "вброшена" в контекст советской литературы. Здесь нам видится начало "второго рождения" Заболоцкого и продолжение нелегкого пути "Столбцов" от эфемерного бытия на стадии авторского замысла к полновесной литературной жизни в контексте Большого времени культуры.

Двухтомные "Избранные произведения" выходят в 1972 году. В 1973 году в Стокгольме защищена первая на Западе диссертация, посвященная Столбцам (Бьёрлинг 1973). В 1977 году в Москве выпущен том "Воспоминания о Заболоцком", составленный Е.В. Заболоцкой и А.В. Македоновым. В 1983 году начинает выходить трехтомное собрание сочинений поэта (Заболоцкий I-III), а в 1984 - второе, дополненное издание "Воспоминаний".

Как при жизни поэта дело его испытало мощный "сбой ритма" по внелитературным причинам - "по нему прошлось другое, надсмеялось, сбило ось", по словам Мандельштама - так и в посмертной судьбе его различимо влияние общественно-политических процессов, на сей раз, к счастью, позитивное. Стали доступными такие тексты, как "История моего заключения" (Заболоцкий 1990; 1991; 1995, с. 389-399), вышел том библиографического указателя "Русские советские писатели. Поэты", содержащий библиографию отечественной литературы о Заболоцком до 1985 года (Русские 1986). В 1993 году был опубликован важный для понимания отношений Заболоцкого и обэриутов источник - "Разговоры" Л. Липавского.

В 1995 году, благодаря инициативе Н.Н. Заболоцкого, в Москве вышел в свет подлинный подарок всем, кому дорого имя поэта - почти тысячестраничный том материалов под названием "Огонь, мерцающий в сосуде..." (Заболоцкий 1995). Выходу этой книги предшествовала серия публикаций отдельных глав и фрагментов "Жизнеописания" (Заболоцкий 1979, 1986, 1988а, 19886, 1990, 1991а, 19916, 1992). Почти одновременно в Америке выходит в переводе на английский язык неопубликованный в России вариант "Жизнеописания" поэта, составленного сыном (Заболоцкий 1994). Систематически пополняется мемуарная и биографическая литература о Заболоцком (Ващенко 1996, Гинзбург 1987, 1989, Дижур 1995, Донос 1989, Дьяконов 1986, Ермолинский 1990, Латынина 1988, Лунин 1989а, 1989b, 1990, Маргвелашвили 1990, Озеров 1988, Озеров & Заболоцкий 1994, Пластинин 1979, Попов 1989, Сквозников 1986, Слуцкий 1989, Старшинов 1988, Фоняков 1988, Заболоцкий [4-26], Озеров [27-65] и Солонович [94-100] в Труды 1994, Беседы 1996: 204-205).'

Во второе издание книги А. Македонова "Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество. Метаморфозы" включена глава 'Что и как о нем писали, как изучали', опубликованная в качестве приложения к основному тексту (Македонов 1987, с. 340-364). Здесь содержится достаточно полный и обстоятельный обзор отечественной и зарубежной литературы, посвященной Заболоцкому.

При жизни поэта вышло всего четыре книги его стихотворений: "Столбцы" (1929), "Вторая книга" (1937), "Стихотворения" (1948) и "Стихотворения" (1957). Современная официальная критика в основном отрицательно высказывалась о поэзии Заболоцкого. По воспоминаниям А.Я. Сергеева, Заболоцкий "о критиках как-то сказал с иронией: - Если бы собрать все написанное обо мне, получилась бы интересная книга" (Воспоминания 1984: 408).

Широко распространены были представления о чуждости поэта эпохе, о вредном влиянии, которое оказывает якобы его творчество на литературную молодежь. Подборки отрывков из современной Заболоцкому критики представлены в Заболоцкий 1965а, с. 301-319 и Васильев 1988. Из писателей-современников наиболее тонко оценили "Столбцы" Михаил Зенкевич (1929) и Михаил Зощенко (1937). Еще при жизни поэта сформировалось мнение о существовании двух или нескольких Заболоцких. Во всяком случае, критики отчетливо разделяли поэзию Заболоцкого на ранний и поздний периоды, соответственно важнейшим этапам его биографии (Турков 1966, Ростовцева 1978, 1984, Македонов 1968). И хотя строгий стиховедческий анализ позволяет говорить даже о четырех принципиально отличающихся, друг от друга периодах в творческой биографии Заболоцкого (Царькова 1978) (В этой работе содержатся ценные сведения о неопубликованных текста, а также о прижизненных публикациях, не воспроизводившихся в новейших изданиях.) , в последнее время все большее распространение получает мысль об органической целостности и единой логике пути поэта (Волгин 1985, Степанян 1988, Сарнов 1987, Красильникова 1989, Филиппов 1990, Пурин 1992, Микушевич [101-113] в Труды 1994, Роднянская 1996).

В книгах о Заболоцком, выходивших в 60-80-е годы в Советском Союзе (Турков 1966; Ростовцева 1978, 1984; Македонов 1968) акцент ставился в основном на поздней лирике. Вслед за вступительной статьей А. Туркова к первому в России посмертному изданию "Столбцов и поэм" (Заболоцкий 1965b), ранний Заболоцкий понимается здесь как формалист-экспериментатор, более или менее успешно преодолевающий свои заблуждения под мудрым руководством партийной критики. Существенно выделяется из этого массива литературы о Заболоцком второе издание книги А. Македонова, вышедшее уже в начале перестройки (Македонов 1987), которое содержит вполне адекватную оценку "Столбцов" и роли обэриутского окружения в поэтическом мышлении Заболоцкого. Для советского литературоведения характерна достаточно прямолинейная трансляция тех или иных философских построений на текст поэта. При этом не всегда учитывается преобразовательный характер работы Заболоцкого с философскими и иными культурными реальностями. Тем не менее, в советские годы появился ряд работ, содержащих блестящие имманентные анализы отдельных стихотворений (Лотман & Нахимовский 1971, Лотман 1972, Эхкинд 1973, Смирнов 1973, Филиппов 1968, 1974, Дозорец 1979), а также ряд работ, посвященных Заболоцкому как продолжателю и преобразователю традиций русской поэзии от Дмитрия Ростовского до Велимира Хлебникова (Калашникова 1984, Смирнов. 1969, Слинина 1969, 1970, Савченко 1971, Полякова 1979).

Эмигрантская критика также поначалу была во многом глуха к поэзии Заболоцкого. Так, удивительным образом, "не расслышал" Заболоцкого В.Ф. Ходасевич (Гулливер 1933), приняв его за графомана. Во многих работах последующих десятилетий предпринимались попытки определить место Заболоцкого в ряду таких явлений европейского модернизма, как экспрессионизм, сюрреализм, дадаизм (Заболоцкий 1965а, Карлинский 1965, Поллак 1967, Фостер 1973, Галлахер 1976, Симонек 1995), среди поэтов "внутренней эмиграции" (Мучник 1967, Раис 1966, 1976), определить степень его влияния на дальнейшее развитие русской поэзии (Шафер 1980, Голдстейн 1992); обсуждались проблемы метафизичности и утопичности поэзии Заболоцкого (Вайлс 1965, Иерарди 1979). В работах Робина Мильнер-Галланда (1974, 1976а) впервые была поставлена проблема Заболоцкий и читатель; ему же принадлежит плодотворная инициатива коллективного анализа столбца "Время" (1976b, 1981). На грани литературоведения и публицистики балансирует Борис Парамонов (1979).

Работа Сарры Пратт посвящена проблеме 'Заболоцкий и Тютчев'. Диссертация шведского исследователя Фионы Бьёрлинг (1973) содержит лингвистический, композиционный и интертекстуальный анализ трех стихотворений из сборника "Столбцы". Не менее интересна серия работ Айрин Мазинг-Делик, в которых подключены как более глубокие культурные пласты (1977), так и более близкие к сфере реалий контексты (1974, 1983, 1987). Оригинальная интерпретация поэтики столбцов и поэм 30-х годов в связи с эстетикой народного театра и карнавальной традицией содержится в статье М. Николич (1971). Особенно плодотворным представляется нам опыт научной полемики, развернувшейся вокруг стихотворения "Офорт" на страницах ежегодника "Scando-Slavica" (Бьёрлинг 1977, Юнггрен 1981). Серия работ Е. Эткинда, посвященная проблеме 'Заболоцкий и Хлебников', а также анализу отдельных стихотворений поэта была опубликована в отечественных и зарубежных изданиях (Эткинд 1973, 1978, 1986а, 1986b, 1990 [1993], 1996а, 1996b). Этой же проблеме посвящена работа Филиппов 1987.

Монография Дж. Петерса (1974), несмотря на то, что автор опирался в основном на советские источники, содержит ряд важных наблюдений над природой, образной системой и проблематикой поэзии Заболоцкого. Здесь, в частности, введено понятие 'персоны' применительно к ранней поэзии Заболоцкого.

Новый этап в исследовании Заболоцкого составляют, по нашему мнению, в англоязычной литературе - монография Дарры Голдстейн (1993), а в российском литературоведении - работы С.В. Кековой (1986а, 1986b, 1986в, 1987) и Е.В. Красильниковой (1986, 1989, 1990а, 1990b, 1991, 1995, 1996). В серии статей и автореферате диссертации, защищенной в Саратове, С. Кекова разработала оригинальную методику, позволившую реконструировать систему констант поэтического мира раннего Заболоцкого. Точность лингвистического анализа спаяна здесь с филологической чуткостью поэта; в исследованиях С. Кековой нашли продолжение и развитие приемы анализа и идеи, высказанные в работах польского исследователя Ежи Фарыно (1972, 1973, 1991). Работы Е.В. Красильниковой находятся в русле исследований идиостилей русских поэтов XX века, импульс которым был дан В.П. Григорьевым. С точки зрения лингвистики к исследованию поэзии Заболоцкого подходит еще ряд исследователей (Кириллова,& Родионова 1988, Демидчик 1990, Цыб 1992, 1995, Вершинина 1996). Актуальность сохраняют также проблемы отношений между Заболоцким и другими участниками ОБЭРИУ (Милнер-Голланд 1970, Герасимова 1988, Васильев 1990а, 1990b, Брудермюллер 1991), способов формирования образа человека (Васильев 1985, Лосев 1991, Чебанюк, Сейфи & Максимова 1994), жанровой природы его поэзии (Романцова 1988, 1989). В работах Т. Сотниковой (1994 и [83-88] в Труды 1994) поставлен вопрос о религиозных мотивах и образах. Стиховедческая наука также проявляет к наследию поэта давний и пристальный интерес (Кондратов 1965, Гаспаров 1967, 1974, Киевский 1972, Царькова 1978; последняя работа, как отметил А. Македонов [1987: 358], "сохраняет свое значение и сейчас как наиболее полный метрический справочник").

За годы, прошедшие со времени выхода сводной библиографии (Русские 1986) и второго издания монографии А. Македонова (1987) появились публикации, посвященные связям Заболоцкого с теми или иными культурными традициями - от фольклора и античности до философских школ XX века (Авдеева 1995, Александров 1993, Васин 1985, Демес 1985, Денисова 1989, Игошева 1995, 1996, Лощилов 1989а, 1989b, 1992, 1993, 1996а, 1996b, Лубянская 1985, Макарова 1994, Мальчукова 1987а, 1987b, 1990, Мхитарян 1987, 1989, Пчелинцева 1989, 1993, Руссова 1991, Семенова 1989а, 19896, Степанова 1985, Суханов 1995, Гусев [66-69] и Перемышлев [70-75] в Труды 1994), с творчеством других писателей (Домащенко 1986, Кедровский 1985, Осетров 1990, Роднянская 1988, 1991, Шилова 1986, Шром 1990а, 1994), с эстетикой музыкального (Левченко 1986, Степанова 1988) и изобразительного (Гашева & Рыбьякова 1993, Степанян 1989а, 1989b) искусств. Привлекает внимание исследователей и Заболоцкий в качестве переводчика (Киевский 19726, Стойнич 1974, Журавлев 1990, Заболоцкий 1986, 1990, Кондахсазова 1990, Соколовская 1990, Тогошвили 1989, Хемлин 1990, Винонен [76-82] и Ганиев [89-93] в Труды 1994). Изучению поэзии Заболоцкого в школе посвящены работы Лощилов 19896, Зайцев 1997, Беляева 1997.

Монография Дарры Голдстейн (1993) представляет путь поэта целиком. Заболоцкий определен здесь как "последний русский модернист", работа которого в условиях тоталитарного режима является работой в пространстве максимального риска. Книга содержит обстоятельный анализ "Столбцов и поэм", в первую очередь поэмы "Безумный волк", наряду с последовательным изложением биографии и обстоятельств жизни поэта. Выходу книги предшествовала защита диссертации, посвященной поэмам Заболоцкого (Голдстейн 1983а), и публикация статьи о Заболоцком и К.Э. Циолковском (Голдстейн 1983b).

Из публикаций последних лет стоит выделить небольшую, но содержательную статью А. Пурина (1994), где впервые со всей отчетливостью поставлен вопрос о связи Заболоцкого с эстетикой постмодернизма. Новые перспективы открываются в новой книге профессора Сары Пратт (2000b), исследованиях Кевина Платта (2000, 2003), а также в серии работ Н. Шром, где предлагается новая точка зрения на категорию авторства в связи с особенностями поэтики Заболоцкого (1998, 1999).

Коль скоро средством постижения феномена Заболоцкого служит для нас рефлексия над текстом первого сборника стихотворений поэта (см. 1.2), изучение "Столбцов" заслуживает отдельного разговора. Однако история освоения наукой "Столбцов" легко вписывается в общую драматургию истории изучения Заболоцкого. Современная поэту критика, за небольшим исключением (Степанов 1929, Зенкевич 1929, Зощенко 1937) встретила сборник в штыки. Библиография откликов приведена в Русские 1986, с. 243-244, а обстоятельные обзоры содержатся в Заболоцкий 1965а, с. 301-319 и Васильев 1988. Место Столбцов в художественной ситуации 1920-х годов стало предметом исследования в Роднянская 1988 и Шром 1990b. "Это - улучшенный Вертинский и никакой это не Хлебников" - эти слова критика П. Незнамова (Заболоцкий 1965а, с. 305) способны резюмировать хор голосов, осудивших поэта. Политическая же оценка сборника и особенно поэмы "Торжество земледелия" обернулась для Заболоцкого годами тяжелых испытаний. "Второе рождение" "Столбцов" в 1965 году в измененном и дополненном варианте также поначалу сопровождалось официозными комментариями. Предлагалось прочтение сборника в "исторической" перспективе, в качестве "ошибочного" шага на пути к поздней лирике.

Однако сам факт публикации текста сделан возможным начало исследовательской работы. В 60-70-е годы появились статьи, посвященные анализу отдельных столбцов и особенностям поэтики сборника (Филиппов 1974, Слинина 1970, Савченко 1975). Упоминавшаяся выше диссертация Ф. Бьёрлинг (1973) посвящена анализу "Футбола", "Бродячих музыкантов" и "Белой ночи", и это, бесспорно, первое серьезное научное сочинение о поэтике "Столбцов". Следующим важным этапом в исследовании раннего Заболоцкого представляется нам диссертация С.В. Кековой (1987). В настоящее время мысль о том, что "Столбцы" являются лучшим сочинением поэта и главным делом его жизни, стала, всеобщим достоянием.

Еще один парадокс, закономерно вытекающий из общей парадоксальности судьбы Заболоцкого: публикация наследия Введенского и Хармса в России в конце 80-х - начале 90-х годов спровоцировала своеобразный "обэриутский бум" в отечественном литературоведении. Взрыв интереса к обэриутам не затронул, однако, Заболоцкого: литература, посвященная ему, пополняется достаточно систематически исследованиями различных направлений и уровня. Несмотря на то, что дело изучения Заболоцкого, начиная с 1965 года, продвигается вперед вполне уверенными шагами, нам неизвестны работы, где были бы предприняты попытки рассмотреть "Столбцы и поэмы" как целостный текст.

Литературоведение накопило обширный материал, посвященный генезису поэзии Заболоцкого, интертекстуальным связям, особенностям образной системы и поэтического языка; наконец, существует ряд блестящих анализов отдельных столбцов, стихотворений и поэм. В основе замысла нашего сочинения лежит попытка анализа композиционных принципов сборника, которая позволила бы увидеть "Столбцы и поэмы" как единое художественное целое, объединенное не только особенностями языка, но и специфически организованным единым сюжетом, присутствием лирического героя особого типа, а также единством прагматики, восходящей к обряду инициации.