Франсуа Рабле

Каждый раз, собираясь рассказывать о Рабле, задаюсь вопросом: как можно своими словами пересказать энциклопедию?

Да никак, во всяком случае за полтора часа. А перед нами именно энциклопедия, грандиозная и синтетическая картина Франции, шире - Европы XVI века со всеми слоями общества, с войной и миром, с отживающим и временами оживающим средневековьем и набирающим силу гуманизмом Ренессанса, анализ жизни человеческой и синтез общественного бытия и сознания, если хотите, и вся мировая сатира в одном томе: от Лукиана до Щедрина, стихия смеха: от смеха горького до брызжущего радостью бытия, вся французская классика: от Вийона до Роллана, самая суть жизнерадостного галльского духа, фантастика и реализм, представители всех народов Европы, проза и стихи, вся география: от Африки и Московии до Нового света Колумба и Магеллана, все идеи XVI в. - научные, философские, политические, религиозные, страна Утопия и страна Франция, проблемы воспитания и образования, папство и кальвинизм, скептицизм и стоицизм, культ знаний и пародия на всё и вся - от Артурова цикла до Евангелий. Все это умещается в один роман, создано одним человеком, носит одно веселое, "карнавальное" (как сказал о нем в не менее классической книге, нежели и сам первоисточник, Михаил Бахтин) имя - "раблезианство".

Мэтр Франсуа Рабле происходил из состоятельной семьи. Отец его унаследовал от своей матери дворянский титул и кое-какие поместья. Однако Франсуа был младшим сыном и по законам времени мог рассчитывать в жизни только на самого себя. Город Шинон, вообще долина Луары и ее притоков, где было сосредоточено наибольшее число памятников архитектуры, стали колыбелью французского Возрождения и подарили миру не только Рабле, но и Ронсара, и дю Белле, и Агриппу д' Обинье... Так вот, в Шиноне, в феврале 1494 г. и родился великий, нет, величайший французский писатель.

Уже десятилетним ребенком он был определен в монахи в аббатство в Турени. Это был суровый францисканский монастырь, однако и в него уже доходили веяния времени. Франсуа и его друг Пьер Лами, пряча под рясами, украдкой читали небольшую пустяковую книжечку, за чтение и хранение которой тем не менее грозило им быть объявленными еретиками с последующим сожжением на костре. Книжечкой сей была "Похвала глупости" Эразма Роттердамского, в коей, как вы знаете, высмеивалось всё и вся, а пуще всего церковники да монахи.

И не только эту книжечку читали любознательные ребята. Еще "Утопию" Томаса Мора, тоже вредную штучку, доложу я вам. Обе они были написаны на латыни. Но для Рабле латынь - не проблема, как не проблема - греческий и итальянский. Мальчик к тому времени давно уже переписывался с главой французских гуманистов Гийомом Бюде.

Как известно, все тайное когда-нибудь становится явным, и ребятишек застукали с недозволенной литературой. Застукав же, посадили в монастырскую тюрьму. Парнишки оттуда сбежали, их, конечно, поймали, кара ожидалась суровейшая, но... за Рабле затупился целый круг уважаемых людей: сам метр Бюде и его товарищи. В результате будущего писателя перевели в другой монастырь, помягче, бенедиктинский, где он и жил до 30 лет, после чего в качестве секретаря настоятеля - аббата д' Эстиссака стал разъезжать по Франции, посещал университеты, а в 1530 г. сложил с себя сан и обосновался в Монпелье, где принялся заниматься медициной и вскоре даже объявил собственный курс.

К этому времени ему лет 35-37, он - бакалавр медицины, отъявленный гуманист, бесстрашный вскрыватель трупов с целью познания истины и крайне неблагонадежный господин в глазах Сорбонны и иже с нею. Естественно, Рабле едет в Лион - оплот гуманизма, туда, где живут и работают Маргарита Наваррская, Деперье, Доле, Морис Сев. Здесь Рабле трудится в городской больнице, запоем читает все - от научных и философских трудов до народных книжек. Одна из них и подталкивает его на творческий подвиг. Эта лубочная (совершенно такая же, как пресловутый "Милорд глупый") книжка, о которой сейчас никто и не вспомнил бы, кабы не Рабле, называлась "Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа" и продавалась на ярмарках. Рассказывала книжка о том, как волшебник Мерлин сотворил своей чудесной силой великана Грангузье и великаншу Галамель и как они помогали королю Артуру, и как родили сына - великана Гаргантюа, и как он тоже служил Артуру, побеждая и позоря заслуженных рыцарей. А еще там был крохотный дьяволенок Пантагрюэль, наловчившийся извлекать соль из морей и кидать ее пригоршнями в глотки пьяниц, вызывая тем у них все большую и большую жажду.

И из такой макулатуры появилась великая книга? - спросите вы. Именно! Дело-то ведь, как мы с вами давно установили, не в первоисточнике, а в таланте исполнителя.

Днем Рабле врачевал, а ночами работал над книгой. И осенью 1532 г. выпустил ее в свет под анаграммой, - то есть переставив буквы собственного имени, - Алькофрибас Назье. Книжка была названа "Пантагрюэль", а в предисловии говорилось: "Вы не так давно видели, читали и изучали "Великие и бесподобные хроники об огромном великане Гаргантюа" и отнеслись к этой книге с таким же доверием, с каким люди истинно верующие относятся к Библии или же к Святому Евангелию... Громадная выгода и польза от вышеупомянутой гаргантюинской хроники общеизвестна, непреложное чему доказательство состоит в том, что у книгопродавцев она разошлась за два года в таком количестве, в каком Библия не расходилась в течение двадцати лет".

Мы присутствуем при первой оплеухе, отпущенной Рабле клерикалам.

В октябре 1534 г. выходит в свет вторая книга под названием "Гаргантюа". После ее появления состоялось знакомство автора с гуманистически настроенным и литратурно одаренным кардиналом Жаном дю Белле, к которому Рабле поступил на службу.

А еще до того, в 1533 г., теологи Сорбонны, естественно, запретили "Пантагрюэля", на что, собственно, и был ответом "Гаргантюа". Однако время было крутое, Франциск I, оправев, обрушился на гугенотов и еретиков, и в 1535 г. Рабле оказывается в Риме, где добивается аудиенции у папы. Тот отпустил ему грехи его, после чего писатель вновь принял сан, а год спустя получил должность каноника в монастыре. При этом сразу же с помощью влиятельного своего друга и покровителя кардинала дю Белле он получил и разрешение на медицинскую практику. Естественно, что в монастыре Рабле не жил, а жил и читал курс анатомии в Монпелье, Париже, Лионе и других городах. А практиковал в Метце и Турине.

Что же касается романа, то он переиздается и обретает все большую популярность. Появляются даже по обычаю того времени многочисленные переделки и подражания.

В 1545 г. Сорбонна вновь достает Рабле, он опять бежит, теперь неведомо куда, вероятнее всего, в глубокую провинцию. Через год такого своеобразного "лежания на дне" выходит третья книга романа и приводит теологов уже в совершенную ярость. На сей раз Рабле спасается в Метце. И - пишет первую часть четвертой книги, которая выходит в свет в 1548 г. (полный текст появится в 1552-м). После этой акции даже и друзья от автора отвернулись. Парижский же парламент приговорил книгу к сожжению. В ответ неукротимый автор пишет пятую книгу, но, увы, завершить ее не успевает. 9 апреля 1553 г. он умирает в Париже. Такова канва жизни писателя и рождения романа.

Теперь нам предстоит более сложная задача: начертать канву литературоведческую.

Роман Рабле начинается в духе жизнеописаний и хроник, но тут же сбивается на пародию, ибо автор выводит родословную своих героев от Авеля и Каина, попутно зло осмеяв сказку (как он думал) о потопе и ковчеге. Тем самым наносится тяжелый удар уже даже и не по церкви, а по святая святых - по Матфееву Евангелию, по вере, по христианству.

Далее речь идет о детстве великана, его воспитании и образовании, о гигантском перечне нудных книг, которые герою предстояло прочитать. Эти книги - библиотека парижского аббатства Сен-Виктор. Все они сочинены теологами Сорбонны, и все они - по мнению героя и его автора - бессмыслица, бездарность и занудство. Ну, попробуйте сегодня охарактеризовать таким образом тексты и в целом литературную политику какого-нибудь толстого журнала - и вы навсегда закроете себе туда дорогу. А Сорбонна пострашнее толстого журнала.

Чуть позднее в романе приводится письмо юному Пантагрюэлю от отца. Письмо это - не что иное, как программа воинствующего гуманизма, где, с одной стороны, "...приобрети совершенное познание мира, именуемое микрокосмосом", с другой - "...пусть тебя не занимают астрологические гадания, ибо все это вздор и обман".

Сделаем небольшое попутное отступление, вполне в духе старинных романов с их бесчисленными вставными новеллами, и заметим, что с последним заявлением вряд ли согласился бы другой французский врач и современник Рабле, Мишель Нострадам, покоритель холеры и чумы, поэт-астролог, умевший не только точно предсказывать людям их судьбу, но с высокой степенью пророчества - и судьбу мира. Нострадамус жил практически в одно время с Рабле (1503-1566), но до чего же они были разными людьми, авторами, мыслителями!..

Вот только одно из его предсказаний:

Осыпан был пеплом изгнанников остров.
На смерть их ведет хромоногий маньяк.
Их жгут на кострах подлецы и прохвосты.
Но слово погибших прольется сквозь мрак.
Рожден близ Италии дерзкий воитель,
Империя будет в мятежной стране!
Но сколько солдат за тебя перебито,
Чудесный мясник, в безуспешной войне!

После известных событий 1800-х - 1810-х гг. XIX столетия догадались, о ком пророчил старый французский еврей.

Или вот это, на сегодня быть может самое актуальное его пророчество:

Мне страшен неведомый третий правитель
Загадочной, варварской, снежной страны.
Его же соратники им же убиты.
И старость его только ад охранит.

Почему третий? На этот счет комментаторы приводят различные аргументы, но все, разумеется, сходятся в том, что речь в пророчестве может идти только о Сталине.

Однако вернемся к Рабле, гуманисту, реалисту, сатирику. К Рабле, писавшему Эразму так: "Ты меня воспитал, ты вспоил меня чистым молоком божественного своего знания, одному тебе я обязан всем, что есть во мне ценного, всем, чего я достиг".

Ни пересказывать содержание, ни характеризовать всех героев этой книги-мира я не берусь. Я - не Бог, не Рабле, не Нострадамус. Потому скажу только лишь то, что смогу, в меру моих скромных возможностей.

Помимо замечательных сказочно-реальных гуманистов Гаргантюа и Пантагрюэля в книге множество персонажей. Мне симпатичен Панург (что по-гречески означает "хитрец", "ловкач"). Умник, насмешник, он, наверное, первый пикаро в литературе. Чуть не всю книгу он мучается потрясающей житейской дилеммой, возводя ее до степени высшей философии, до глобального вопроса вопросов о первичности бытия или сознания, безбожно его тем самым пародируя. Дилемма озвучивается так: жениться или не жениться? И если жениться, то как не обрасти рогами? И если обрасти, то как при этом выглядеть достойным? И если выглядеть достойным, то как... И так далее...

Панург - поистине великий человек. Он знает 63 способа добывания денег, из которых самым честным и самым обычным является незаметная кража. Заметим, что Остап Бендер знал таковых больше, кажется, более двухсот, но он и жил позднее, являясь прямым потомком Панурга по отеческой линии, и был, вероятно, единственным исключением из числа детей гениев, на которых, как всем хорошо известно, природа отдыхает.

При всем том Панург - беззлобный озорник, шулер, кутила, гуляка из гуляк и жулик, каких в Париже немного. А в сущности чудеснейший из смертных, в оправдание своей характеристике строящий каверзы полицейским и ночному дозору.

Или другое очаровательное создания гения Рабле - брат Жан, монах-весельчак и трудяга, каких мало, истинный гуманист, основатель аббатства Утопии, правила которого (аббатства) сводятся к следующему: "Делай, что хочешь", кроме того, ясно, что предписывает церковь. На входных воротах аббатства красуется пародия на дантовское "Оставь надежду всяк сюда входящий":

Идите мимо, лицемер, юрод,
Глупец, урод, святоша-обезьяна...
Все вы, кто бьет поклоны неустанно,
Вы, интриганы, продавцы обмана,
Болваны, рьяно злобные ханжи, -
Тут не потерпят вас и вашей лжи.

Начиная с третьей книги, герои романа путешествуют, дабы найти ответ на заглавный Панургов вопрос.

Куда? Поначалу к оракулу. К какому? К оракулу Божественной Бутылки. Тут нам одновременно и отсылка к великим географическим открытиям эпохи, и пародия, нет, эпиграмма на всех и всяческих предсказателей вкупе с Нострадамом.

Путешественники посещают остров Прокурации, государство прокуроров, ябедников, сутяг (вчистую королевский суд Франции), затем острова Жалкий (где обитает великий Постник) и Дикий (где живут свирепые колбасы), то есть в первом случае католики, во втором кальвинисты; затем - острова папефигов (лютеран) и папоманов (католиков), а в пятой книге - островЗвонкий, где живут одни птицы - клирцы, инокцы, аббатцы, кардинцы, а правит ими всеми "один" птица - папец. А еще они посещают остров Застенка, остров суда, где судьями - Пушистые Коты (намек на судейскую мантию, отороченную кошачьим мехом). Вот эти Котики во главе с Цапцарапом и развлекаются как умеют: вешают, жгут, четвертуют, обезглавливают, умерщвляют, бросают в тюрьмы, разоряют и губят всё без разбора... Тоже ведь, если задуматься, не просто сатира, но предсказание и НКВД, и Гестапо.

В конце концов, после долготрудного пути герои достигают вожделенного оракула Божественной Бутылки, чтобы узнать наконец, жениться Панургу или нет.

Как вы думаете, что ответил им оракул? То, что и должен был. Он дал односложное, зато ясное указание: "Дринк!"

А какой великолепный, сочный язык у Рабле!

Вот, например, характеристика брата Жана: "... в аббатстве находился монах по прозванию брат Жан Зубодробитель, человек молодой, прыткий, щеголеватый, жизнерадостный, разбитной, храбрый, отважный, решительный, высокий, худощавый, горластый, носатый, мастак отбарабанить часы, отжарить мессу и отвалять вечерню".

Гротеск, гипербола, аллегория, точная деталь, метафора - все это живет, сверкает, сияет на страницах романа.

И, конечно же, гуманизм, и смех, и жизнерадостность, и здоровье, и победа добра над злом, жизни над смертью.

Все мы, кто читал и не читал, все мы обязаны французскому доктору и писателю Франсуа Рабле, любившему и воспевшему молодость, здоровье, силу и мудрость человека, Человека с большой буквы. Все мы обязаны, но некоторые - особенно. Особенно же обязаны ему Джонатан Свифт и Михаил Салтыков-Щедрин, Ромен Роллан и Михаил Зощенко, Илья Ильф и Евгений Петров... да и вся мировая сатира.

Ах, какой это замечательный писатель, Франсуа Рабле! Только читать его нужно в полном переводе, а таких изданий немного. Слишком уж злой он был сатирик, чтобы власти любой страны, любого общества и любого времени без опаски для себя издавали этого классика в неурезанном виде.

Судьба многих классиков прошлого (и сатириков в том числе) имеет одну любопытную общность: со временем их, подправив и подсократив, переводят в разряд детского чтения. Так произошло с Сервантесом, Свифтом, Дефо. Так же хотелось бы многим поступить и с Рабле. Но вот он никак не захотел вписаться в круг детского чтения, несмотря на талантливую попытку, например, советских редакторов и переводчиков уместить его на этом ложе. Даже и таком варианте из-под белых кружевных простынок младенческой люльки непристойно высовываются голые волосатые ноги старого бражника и насмешника.

Поэтому читать настоящего Рабле надо в настоящем виде. А прецедент такой возможен даже и без знания французского. Конгениальный автору (и не одному только Рабле, кстати!) переводчик Николай Любимов воссоздал его на русском во всей красе. Перевод Любимова и следует читать не только для того чтобы по-настоящему понять и оценить Рабле, - для того, чтобы по-настоящему научиться любить и ценить живую жизнь.