Поход за Каменную гору

К концу июля, когда второй раз пропололи и окучили детдомовское картофельное поле и серьезных, масштабных работ до самой копки картофеля больше не было, в трудовой жизни детдома наступило послабление. Мальчишки средней группы засобирались в поход на Каменную гору. Про эту гору было в селе много разных разговоров. Была на этой горе таинственная пещера, и когда-то будто бы уходила эта пещера далеко в глубь горы. Но потом будто камни начали сдвигаться, срастаться, и вход в пещеру сузился, и к оному времени остался только узкий лаз, в который, борясь со страхом и движимые любопытством, наши герои протискивались, пытаясь проникнуть в глубь пещеры. Но лаз становился все уже и уже, переходя в узкую щель, в которую уже невозможно было протиснуться. Пацаны толкали в эту щель длинные гибкие пруты: пруты уходили куда-то в глубь щели, в глубь горы... Но есть ли за щелью какое пустое, широкое пространство, никто доказать и проверить точно уже не мог. Только ходили легенды, что в гражданскую войну, когда еще был в пещере проход в глубь горы, там прятались по очереди то красные, то белые и долго держали в этой пещере оборону, потому что взять пещеру широким фронтом никак было нельзя: ко входу в нее даже подойти было трудно и надо было проходить узким карнизом над обрывом. Была ли оборона пещеры, или ее не было, и так все было, или по-другому? Но каменная гора и пещера были самым легендарным и таинственным местом в устном предании этого села. Письменного же предания никто здесь не вел. Хотя название села и речка Пещерка - явно происходили от этой горы и от этой пещеры.

Вот на эту и за эту гору и засобирались пацаны средней группы в свой очередной поход, беря с собой воспитательницу, желая и обещая показать ей и пещеру, и цветы, как в начале лета, и даже снег.

И когда пацаны привели свою воспитательницу на эту самую дальнюю от детдома и таинственно-легендарную гору и показали уже пещеру и вход в нее, то Евгению Терехову больше поразила не пещера и таинственный вход, а место за горой, этакий своеобразный каньон, впадина между каменной горой и другим берегом, тоже высоким и каменистым, где внизу, между высоких берегов-гор, и протекала эта самая речка Пещерка, в которой пацаны и принимали всегда, недалеко от детдома, свое первое летнее, точнее весеннее, купальное крещение. И Пещерка шумела здесь, за Каменной горой, между каменными берегами, бурля и пенясь по валунам, взметаясь то здесь, то там брызгами. И не столько пещера и какой-то мрачный могильный вход в нее, как само это место, этот небольшой каньон между высоких каменных берегов, было поистине каким-то таинственным, девственным уголком первозданной природы. Заваленное в зиму снегом это маленькое ущелье таяло долго. Высокие берега, поверху заросшие деревьями, почти не пропускали вниз прямых лучей горячего солнца. И внизу, где между камней бежала вода, несмотря на жаркий июльский день, было свежо, прохладно.

Здесь, по берегам и между камней, на клочках и островках земли, еще цвели яркие огоньки, также называемые жарки. А под северной стороной береговой стены еще лежал недотаявший снег, цвели рододендроны и даже росла колба...

- Ребята!.. Какое красивое место... Прямо райский уголок... И это рядом с селом. Какая красота! Дим!... Саша... Посмотрите, какая сказка!..

Но ребята то ли еще не могли оценить красоты и сказки, в которой они жили, то ли уже привыкли видеть ее, часто приходя сюда... Они оставили воспитательницу любоваться и восклицать по поводу окружающей красоты, а сами нарезали удилища, мастерили удочки, ловили мух; и тут же на этих мух ловили между камней хариусов, разбредясь по бурлящей между камней речушке. А воспитательница прыгала с камня на камень, поворачивалась то к одному красивому виду, то к другому. То задирала голову кверху, где на одной вершине скалистого берега была таинственная пещера, а с возвышенности другого берега подходил к самому обрыву пихтово-елово-сосновый лес, спускаясь между камней отдельными деревьями к самой воде. И то ли бушующая у ног вода вызвала в ней головокружение, то ли высота берегов, к которым она запрокинула голову, но воспитательница вдруг пошатнулась и, ойкнув, упала с одного камня, на другой, упала как-то неловко, боком на согнутую ногу. А когда попыталась встать, то в глазах у нее потемнело от резкой боли, пронзившей ее от голени до бедра...

- Ребята, Дима!.. - позвала она. Но за шумом воды, увлеченные ловлей хариусов, мальчишки ничего не слышали. Первым услышал, а точнее увидел ее призывные жесты Ваганька. Он добрался сначала до воспитательницы. Потом быстро запрыгал с камня на камень к Уразаю.

- Димка, воспитка, кажется, сломала ногу...

Мальчишка, не торопясь, как бы в раздумье, закинул еще пару раз между камней крючок с наколотой на него мухой, потом, положив удочку на большой валун, запрыгал по камням в сторону воспитательницы, полусидевшей, полулежавшей на камне.

- Дим, я, кажется, сломала ногу, - сказала она, глядя на него немного виновато и с той женской слабостью, которая всем своим выражением возлагает себя в таких случаях на мужчину...

- Надо посмотреть, - мальчишка взял ее ногу ладонью под икру, другой рукой под пятку, разглядывал. - Ваганька, подержи... - передал пятку Ваганьке. - Здесь больно?.. - надавил пальцем в место ниже колена.

- Больно... - невольно дернулась ногой Евгения.

- А так?.. - взял ее ногу за ступню и немного повернул.

- Ой!.. - вскрикнула воспитательница.

- У вас перелом, и, кажется сильный. Где вам больно, у вас уже посинело. Ваганька, помнишь, у Пашки Зуя тоже сразу посинело в месте перелома... И, когда поворачиваешь вам ногу за ступню, вам больно - и Пашка тоже ойкал, когда ему фельдшерица поворачивала...

- И ты все это запомнил. Молодец... я бы не запомнила.

- Это не правила по математике, а жизнь. Жизнь знать надо. Сделаем вам на ногу шину и будем выносить. Пацаны, дерем с акации лыко и вяжем носилки, - обратился он к уже собравшимся вокруг них мальчишкам.

- Дим, может, я сама как-нибудь дойду...

- Не дойдете: у вас не трещина, а перелом. Пашка Зуй наступать не мог. И при переломе наступать нельзя. Ваганька, рубите две крепкие слеги и поперечины гибкие.

Воспитательница Евгения Терехова глядела на то, как мальчишка деловито, сурово и скупо отдавал распоряжения, без каких-либо охов и вздохов, и нисколько не беспокоилась за себя. Наоборот, ей было даже немного приятно быть беспомощной и слабой. Кажется, приятно было спасать свою воспитательницу и пацанам.

Скоро нога ее была плотно обмотана вместе с приставленными к ней палочками. И носилки, перевязанные лыком акации, готовы.

- Ложитесь. Понесем вас, как Гамлета четыре капитана, - сказал весело Ваганька.

- Ну почему, как Гамлета, Саша, я еще живая...

- Тогда, как царицу Тамару. Правда, палантина сверху нет и опахалом махать неудобно.

Да, было неудобно не только махать вокруг "царицы" опахалом, но и нести усаженную на носилки воспитательницу: приходилось передавать носилки от одного к другому, с камня на камень. Воспитательнице приказали лежать как мертвому Гамлету... Зато когда вышли из каньона на ровный, плоский берег и понесли по равнине, то воспитательница села на носилках и восседала, покачиваясь над головами мальчишек, действительно, как царица Тамара, а "четыре капитана" меняли подставленные под носилки плечи, меняли пары, меняли четверки... Когда несли воспитательницу по селу, из-за оград и заборов выглядывали любопытствующие: что эти детдомовцы опять придумали?..

Носилки с воспитательницей опустили у крыльца фельдшерского пункта. Фельдшер, осмотрев ногу, подтвердила перелом. Дальше Евгению Терехову отнесли в детдом. Директор Созин завел свой ИЖ-49. Галина Платонская собрала и принесла вещи, необходимые Евгении в больнице и при выписке. И директор отвез воспитательницу средней группы в районную больницу.

Тем и закончился поход за таинственную Каменную гору. Славный или бесславный... Но все же, как считал потом всю свою жизнь Ваганька, этот поход и перелом ноги их воспитательницы повлияли на последующие события в жизни детдома. И скорее, не в лучшую сторону...

В районной больнице Евгению загипсовали. Из больницы она позвонила и сообщила о своем положении своим родителям в другой район, называемый Кытмановским. Скоро к ней приехал отец и, переговорив с врачами, увез ее в свой район. Сначала в районную больницу, а потом и домой. И в детдом воспитательница Евгения Терехова вернулась только в начале сентября. И, пока она лежала в больнице, хромала на костылях по дому, окруженная заботой и лаской матери, в детдоме произошли кое-какие события.

Первым событием было то, что по детдому снова пополз слух, что его скоро расформируют, что он будто бы находится слишком далеко от районного центра, и часть детей будет переведена в открывающийся в районе дом-интернат, а часть- в другие детдома обширного Алтайского края. И хотя слухи о расформировании детдома ходили уже давно и были не новы, но все же влияли на сознание, в очередной раз напоминая воспитанникам о бренности и временности их совместного бытия; и что детдом - это все же не дом родной и здесь тебя могут в любой момент "расформировать", подвергая срастание ваших душ этому бездушному казенному слову.

Следующее событие того же времени вначале появилось тоже как слух, что на детдом будто бы пришла разнарядка (тоже слово не очень душевное) "приготовить пять мест для легочно-ослабленных детей, склонных к туберкулезу", которых должны привезти из большого города Барнаула. Но потому, как койко-мест было в детдоме - только-только... и дополнительные койки ставить некуда, троих мальчиков и двоих девочек должны были отправить из сельского детдома в город... И все думали и гадали, кого отправят в город. В город вроде бы всем и хотелось, но расставаться не хотелось никому ...

И третьим событием было то, что детдом покидала воспитательница старшей группы Галина Платонская. Все эти три события пришлись на первую декаду августа, а имели свою кульминационную развязку в начале второй, когда в детдоме была построена линейка. На линейке выступил директор и начал с того, что пора заканчивать шалтай-болтай, пора наводить в детдоме дисциплину, готовиться к школе... На этой же линейке и было директором объявлено: "ввиду того, что в наш детдом прибывают из города пятеро легочно-ослабленных детей, пятеро убывают: две девочки и трое мальчиков". Из мальчиков убывающими были объявлены староста средней группы Витя Казанцев, который сам ходил к директору и просился, чтобы его отправили в город, вторым убывал Гера Скобелкин, и третьим убывающим был объявлен разведчик Кузик. Два первых решения не вызывали ни у кого - ни у воспитателей, ни у воспитанников - каких-то особенных огорчений, недоумений: староста Витя Казанцев уезжал добровольцем, Скобелкин Гера был тот вечный шалтай-болтай, который мог совать в рот на уроках червей, выпускать из-за пазухи ужей, но "пятерок" и "четверок" в общую казну успеваемости детдома никогда принести не мог и стабильно приносил то, что называется неуспеваемостью. И всем было понятно, почему Гера отправляется в город. Геру воспитатели поздравляли, радовались за него, что теперь Гера будет жить в городе. Гера и сам ходил довольный и важно принимал поздравления. Сожалели немного лишь пацаны, сознавая, что больше уже не будет у них палочки-выручалочки - Геры Скобелкина, которого всегда можно было за две-три сигареты уговорить пойти к директору "зачинщиком" их какого-нибудь авантюрного и наказуемого предприятия.

Да, и с Герой Скобелкиным было все ясно. Но то, что детдом покидал разведчик Кузик, было неожиданностью и вызывало недоумение буквально у всех: и у воспитанников, и у служащих детдома, потому как все в детдоме (в том числе и директор) знали про истинную дружбу Кузика и Нюсика, и в детдоме не могли понять: почему директор Созин разъединяет двух верных друзей. И все от этого решения директора, от этого разъединения двух верных друзей были в удивлении и в огорчении. Но всех больше были в недоумении и огорчении, конечно же, сами Нюсик и Кузик. В истории детдома это была, пожалуй, самая большая трагедия, переживаемая всеми драма. Нет, в ней никто никого не убил и никто не умер. Но видели бы вы в эти дни двух друзей. Нюсик плакал навзрыд, он ходил к директору и просил, чтобы оставили Кузика или отправили их вместе. Но вернулся от директора ни с чем: директор строго и недовольно ответил ему, что все документы уже оформлены и нечего ходить и распускать нюни, это не родной дом с мамой и папой, а детдом - государственное учреждение, и в нем не все зависит от наших желаний.

Не понимали и недоумевали по поводу решения директора почти все, но не все... Некоторые легко поняли причину отправки Кузика, понял и сам Кузик.

- Дим...- сказал он горестно Уразаю, когда они лежали на поляне за детдомом - это он меня за то, что я видел, как он с воспиткой...

- Да, Кузя, за то... - ответил Уразай и, откусив кончик травинки, которую держал в зубах, сплюнул.

Кроме пацанов, знала и понимала причину разлучения друзей и готовящаяся к отъезду воспитательница Галина Платонская. Созин отпускал ее, и она навсегда покидала и этот детдом, и это село, покидала без ликования, но и без большой грусти. Все документы на увольнение были уже оформлены, трудовая и диплом на руках... Смущало и огорчало только решение Созина - отправить Кузина из детдома... Платонская хорошо знала и наблюдала хмельную дружбу этих мальчишек, сама привозила Нюсику сказки - и от решения директора чувствовала себя нехорошо... Решение было неожиданным и непонятным даже для нее. И встретившись с директором, она напрямую спросила его.

- Послушайте, Созин, зачем вы это сделали?.. Неужели вы чего-то боитесь?..

- Галина Николаевна, я вас отпустил, хотя кто знает, чего мне это стоило, - сказал Созин грустно. - У вас впереди счастливая городская жизнь - кино, театры, кафе, рестораны, мужчины... А я остаюсь в этой дыре. И хотя авторитет мой во всей этой истории немного подмочен и в ваших глазах, кажется, выгляжу не геройски... Но я остаюсь здесь и не хочу, чтобы завтра заявилась сюда какая-нибудь комиссия из РОНО по жалобе этих оболтусов, которые могут написать что угодно. И эта комиссия будет лезть мне в душу и расспрашивать Кузина, что и когда он видел... И нам с вами, Галина Николаевна, кого-то надо приносить в жертву. Вы не захотели принести себя в жертву и остаться в этой дыре. И я тоже не хочу быть размазанным какой-то комиссией и тоже взял меры... Можете судить меня.

- Да какая уж я судья... - Платонская повернулась и пошла. - Я такая же подлая... подлая!.. - на глаза ее ни с того ни с сего навернулись слезы.