|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Феномен Николая Заболоцкого2.6. "Столбец о черкешенке" и Столбцы-29: поэтика заглавияОглавление2.6. "Столбец о черкешенке" и Столбцы-29: поэтика заглавия В 1957 году в заметке "Мысль - образ - музыка" Заболоцкий писал: "Слова должны обнимать и ласкать друг друга, образовывать живые гирлянды и хороводы, они должны петь, трубить и плакать, они должны перекликаться друг с другом, словно влюбленные в лесу, подмигивать друг другу, подавать тайные знаки, назначать друг другу свидания и дуэли. Не знаю, можно ли научиться такому сочетанию слов. Обычно у поэта они получаются сами собою, и часто поэт начинает замечать их лишь после того, как стихотворение написано" (Заболоцкий I, с. 591). В процессе творчества поэт целиком отдается интуиции. Будучи проникнуто определенного рода умонастроением, его творческое сознание в нужный момент срабатывает как автомат, "само собою". Творческая воля "облеченного молчанием" (М. Бахтин) автора проявляется, однако, в случае Заболоцкого, "весьма точного в филологической рефлексии на свои стихи" (Красильникова 1995, с. 460), уже после того, как стихотворение написано, и - в первую очередь - в композиционной работе. (Ср. фрагмент "Жизнеописания": "По сохранившимся черновикам стихотворения 'Нищие на рынке' можно представить последовательные этапы создания стихотворения. Сначала поэт оживил в памяти реальные впечатления от ленинградских рынков 20-х годов, и затем перенес их на бумагу, не заботясь о стройности и последовательности текста. Строки сами собой возникали под карандашом, одна строка тянула за собой следующую - на бумаге получилось нечто, почти лишенное видимого смысла. Затем Николай Алексеевич четко определил для себя основную мысль и тему стихотворения и в соответствии с этим упорядочил и прояснил текст наброска. [...] Тут же на листочке была сделана запись, объясняющая технологию его создания: ' 12-го декабря через несколько дней после того, как была написана первая редакция, я набело переписал стихотворение, попутно сделал существенные поправки - см. второй вариант. В дальнейшем в продолжение двух месяцев, размышляя о стихотворении, я мысленно внес несколько поправок и во второй вариант, где они теперь отмечены тушью. Н. Заболоцкий. 1 марта 1928 года'" (Заболоцкий 1995, с. 73-74). Свидетельство тем более ценное, что количество сохранившихся записей подобного рода в наследии поэта очень невелико.) В воспоминаниях И. Синельникова содержится ряд свидетельств о принципах, которыми руководствовался поэт при составлении "Столбцов". Приведем некоторые из них: "Надо писать не отдельные стихотворения, а целую книгу. Тогда все становится на свои места. [...] ...надо сознательно писать стихи разного напряжения: одни места хуже, чтобы ярче выделить другие. [...] А начало стихотворения лучше отсекать. В нем всегда чувствуется напряжение: нужны разбег и свобода..." (Воспоминания 1984: с. 105, 116). Название сборника "Арарат" (ранний вариант названия книги, ставшей впоследствии "Столбцами") отсылает к библейской горе Спасения. Одновременно название задает важный мотив мирового катаклизма: гибель мира в водной стихии и возрождение в новом, обновленном состоянии: "И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских" (Бытие 8: 4). В "Столбцах" образ каменной вертикали мира - горы Арарат - присутствует, приближаясь и "одомашниваясь" в виде посудной горки ("Ивановы"), подобно тому, как в "Фигурах сна" "шкаф глядит царем Давидом", "кушетка Евой обернулась", а [...] лампа медная в окне, "Горка, словно Арарат" локализована рядом с чрезвычайно важным в образной системе Столбцов самоваром в комнате, где невеста ждет одного из Ивановых (она же "комнатка-малютка" из "Самовара"; см. гл. 7). Немало написано о названии "Столбцы" (Заболоцкий I, с. 603, Голдстейн 1994, с. 257-258, Эткинд 1986а, с. 218-219). Известно, что слово было найдено поэтом при создании стихотворения, названного в Арарате "Столбцом о черкешенке", переименованного автором в "Столбцах" 1929 года в "Черкешенку" и исключенного из всех последующих вариантов (см. 2.2). Автор, по всей видимости, счел стихотворение "неудачным" (вряд ли "случайным", если воспользоваться лексиконом литературного завещания 1958 года), и оно навсегда покинуло корпус "Столбцов", дав, однако, название (имя) книге. В сборнике "Арарат" "Столбец о черкешенке" датирован с точностью до дня: 30.1.1927 (Заболоцкий 1983, с. 635). Точность датировки свидетельствует о ее достоверности. В издании 1929 года "Черкешенка" датирована "Янв. 1926". Согласно нашей гипотезе, автор нарочно дает читателю ложную датировку текста. Поэту нужно, чтобы читатель вступил в игру, желая разгадать замысел автора-демиурга, нарочно спутавшего карты. Заболоцкий не прилагает к сборнику каких-либо инструкций, однако последовательная датировка текстов в сборнике дебютанта подталкивает читателя к перекомпоновке загадочных "Столбцов" в поисках скрытого смысла. В Своде-58 датировка текстов ограничивается указанием года, и это связано, видимо, с тем, что поэт нашел более тонкие и органичные способы провокации читательской активности. "Столбцы" 1929 года состоят из 22 стихотворений (число Великих Арканов Таро и число букв магического еврейского алфавита), значимо неравномерно сгруппированных по четырем разделам:
Перераспределим столбцы в соответствии с заданной автором хронологией (помня, что в некоторых случаях автор дает ложную датировку, видимо, в соответствии с более сложным заданием).
Центральную позицию в обоих случаях разделяют исключенный из последующих редакций столбец "Пир" и столбец "На рынке". "Пир", как и "Часовой", а отчасти и "Черкешенка" (см. 6.1), построен на образах, восходящих к личному опыту автора, связанному с военной службой. Характерно, что на стадии подготовки издания 1929 года автор считал "Часового" программным стихотворением сборника (Воспоминания 1984, с. 105). По существу дела прав А. Пурин, говоря в связи с "военной линией" в "Столбцах", что "армия, как и младенчество, - своего рода существование на грани реальности" (1994, с. 146). Однако в позднейших вариантах эта линия сместилась на периферию, так как несла с собою автобиографизм и несвойственную мифу психологизацию текста. Центральное место в "Пире" занимало одическое обращение к "красноармейскому штыку" - еще одной вариации на тему вертикального активного мужского начала. "На рынке" автор сохранял при всех последующих перекомпоновках. Особенно интересную картину дают первые три столбца, соответствующие, как можно предположить, трем материнским буквам алфавита. ЧЕРкешеНка Датировка текстов позволяет поэту намекнуть читателю на возможность перераспределения стихотворений внутри сборника, возможность разных "пасьянсов". Комбинаторная работа ведет к актуализации скрытых сем в пределах словосочетания и даже слова. Заболоцкий, который весьма неодобрительно отзывался о "зауми", ищет новые пути обнаружения в поэтическом слове скрытых смысловых запасов: оперируя крупными блоками, выявляет в соположении одних только заглавий столбцов важные для понимания сборника конструктивные принципы. Белая ночь - устойчивое сочетание слов, лежащее в основе названия известного романа Достоевского, например, и - одновременно - неизменный атрибут петербургско-ленинградского пространственно-временного континуума и петербургского текста русской литературы. Красная Бавария - название популярного в Ленинграде 20-х годов питейного заведения (по одноименному пивоваренному заводу), восходящее к революционным событиям в Германии и тесно связанное с широко распространенным и насаждаемым идеологическими институтами Советской России 20-х годов мифом о "мировой революции", перерастающей границы "отдельно взятой страны". Словосочетания "Белая ночь" и "Красная Бавария" выявляют в составе друг у друга первый компонент с семантикой цвета, которая почти стерлась и не воспринимается на уровне одного "отдельно взятого" словосочетания. Тогда можно говорить о "втягивании" слова черкешенка в поле семантики цвета и выявлении в нем изначально лексически не присущей семантики черного. (Об ассоциативной функции звукокомплекса ч-р-н в романе Ф. Сологуба "Мелкий бес" см. Силард 1984, с. 270.) Если сознание читателя активизировано преимущественно пушкинско-лермонтовскими ассоциациями, то в читательском подсознании слово как бы "окрашивается" в черный траурный цвет. "Категория смерти также представлена целым набором знаков [...]. Центральным событием стихотворения ["Черкешенка" - И.Л.} является смерть" (Кекова 1987: 15). ("У Заболоцкого карнавальное содержание из образов практически выхолощено: в мире 'Столбцов' смешное вытесняется страшным, а сам карнавал воспринимается как праздник безумия [...]. В раннем творчестве и движение поэтического сюжета, и семантическая структура текста обусловлены соотношением категорий безумия и смерти. [...] Следует специально отметить, что в таких случаях, когда слово 'смерть' или слова того же семантического поля в тексте не присутствуют, а присутствуют только знаки смерти (то же можно сказать и о безумии), текст приобретает коннотативную окраску, которая возникает в силу ассоциативной связи определенных смысловых сфер с центральными категориями мироощущения раннего Заболоцкого" (Кекова 1987, с. 12, 15-16).) В пределах одних только заглавий продублирован важнейший из принципов комбинаторики "Столбцов": в каждом из текстов поэт, подобно живописцу, работает в пространстве определенного цветового фона, семантически значимого и отбрасывающего рефлексы на другие столбцы. Триада черное - белое - красное маркирует три стадии Великого Алхимического Делания - Работу в Черном, Работу в Белом и Работу в Красном (Рабинович 1979, с. 70-116). Кроме того, это - триада семантизации цвета в первобытном мышлении (Тэрнер 1983, Хельберг 1990). И хотя в дальнейшей работе по "обкатыванию" состава "Столбцов" Заболоцкий ни разу больше не возвращался к "Черкешенке", будем держать в уме триаду алхимических операций - Черной, Белой и Красной - как своего рода "подкладку" не только под композицией окончательного свода ("Городские столбцы", "Смешанные столбцы" и "Поэмы"), но и под композицией отдельно взятого последнего раздела ("Торжество земледелия", "Безумный волк" и "Деревья"), а также других трехчастных композиций поэта. "Безумный волк", например, включает три части: 1. Разговор с медведем 2. Монолог в лесу 3. Собрание зверей Последний замысел Заболоцкого, оставшийся неосуществленным, - трилогия поэм "Смерть Сократа", "Поклонение волхвов" и "Сталин" (Заболоцкий 1995, с. 731). (После смерти поэта на его рабочем столе остался лист бумаги с записью:
1. Пастухи, животные, ангелы. 2. Незавершенная запись связана, видимо, с центральной частью задуманной трилогии - написанным в начале 30-х годов фрагментом [Пастухи] (Заболоцкий I, с. 636-637), восходящим к "Комедии на Рождество Христово" Дмитрия Ростовского (Полякова 1979), а также со стихотворением "Бегство в Египет" (1955). Хотя бы приблизительная реконструкция замысла, охватывающего ключевые моменты в истории европейской цивилизации, представляется неосуществимой. Центральный для Заболоцкого эпизод христианской истории - поклонение Христу-младенцу - задуман в окружении мистерий античности и нового средневековья.) Поэт строит систему соответствий между своим текстом и теми или иными традиционными институтами, будь то колода Таро, метафизика Тетраграмматона или алхимическая символика, однако карты, прежде, чем дать их в руки читателю, - перемешивает. Оглавление
|