Сезонка

Подходила к концу осенняя "сезонка" - перевод спецтехники на зимний режим эксплуатации. Я со своей группой - водилой Вовкой Жуком, мастерами Мишкой и Андреем и псом Диком - добрался до последней сухопутной заставы "Дюна" в начале ноября. Местный комтех порадовал, работы для нас накопилось большой вагон и маленькая тележка, по всей видимости, дней шесть провозимся. Да оно и немудрено: сигнализационная система здесь свое десятилетие уже давно отпраздновала. Ребята мои повеселели - заставская жизнь гораздо интереснее гарнизонной, для солдата святое дело держаться подальше от начальства и поближе к кухне. Кухня, кстати, на "Дюне" что надо. Повар посетовал, что мы не успели к ужину и быстро соорудил нам перекусить здоровенную сковородку с жареным гусем, который буквально утопал в золотистой картошке. Мы аж застонали от восхищения. Дика на питомнике тоже попотчевали как надо, так что гусиные кости он доедал больше из уважения, чем с удовольствием.

Поздно вечером мы с заставскими офицерами пили в канцелярии чай с лимонником и обсуждали план работы и новости. Так уж повелось, что, мотаясь по всей границе, мы с ребятами постоянно были в курсе последних событий и везде обзавелись друзьями-приятелями. Переезжая с заставы на заставу, часто возили письма, посылки, а уж устных приветов и не перечесть. К тому же в такой дыре, как "Дюна", гости бывают нечасто и потому рады там всем и каждому, так что, обсудив за десять минут работу, мы довольно долго просто трепались-сплетничали. Светскую беседу прервал тревожный сигнал, и начальник покинул нас часа на полтора. Вернулся он злющий и все материл какого-то стрелка. Когда успокоился, рассказал, что с тех пор, как отменили понятие "пограничной зоны", на охоту вблизи рубежа охраны стали наезжать не только местные жители, но и любители со всего края. Публика собиралась пестрая, так что хлопот у заставы прибавилось. Часто подвыпившие гости палили наугад по козам, фазанам или низколетящим уткам-гусям и их случайные выстрелы повреждали заграждение или питающий кабель сигнализационного комплекса. Иногда доставалось и нарядам, но пока Бог миловал, обходились без жертв.

- Заросли камыша да тростника у нас сам знаешь какие, местами по два с половиной метра, не то что человека, а и заграждения не видно. Вот и палят, паршивцы, на шорох да наугад. А иногда и откровенно хулиганят, зальют глаза водкой и давай шарахать по всему подряд. Помнишь, мы тебе новый линейный блок заказывали? Один гений от большого ума пять пуль 12-го калибра в него засадил, вся эта электронная требуха в пыль рассыпалась. Уже человек десять за этот охотничий сезон в поселковую милицию свезли. Вот и сейчас по этой же причине катались - две "нити" перебиты на уровне колен, кому-то спьяну фазан пригрезился.

Старшина добавил к рассказу начальника:

- Ты завтра на систему выйдешь, смотри, поаккуратнее там. На всякий случай оружие на всех возьмите. А то вчера ночью замполит на правый фланг в тревожку ездил, так какой-то паразит картечью прямо по машине залепил. Хорошо ребят не задел, только подфарник разлетелся.

- Поймали?

- Да где там, это ж надо было заграждение перелезать, да и некогда им было, на сработку торопились. Дожились, хоть тыловые дозоры днем и ночью отправляй вдоль заграждения, чтоб этих охотничков отпугивать да отлавливать. Мало нам чужих, так еще и за своими теперь бегай.

Мы еще некоторое время посетовали да повспоминали спокойные "режимные" времена и разошлись отдыхать.

Утро для нашей группы началось как всегда с зарядки. Сначала мы пробежали с ребятами пару-тройку километров, размялись на спортгородке, а потом, под бдительным присмотром бесстрастного судьи Дика, минут пятнадцать упоенно пинали, бросали и колотили друг друга, отрабатывая приемы рукопашного боя. Заставские ребята, пробегая мимо по своим делам, отвешивали дежурные подначки, вроде: "Энергию девать некуда, крысы тыловые? Вам бы фланги топтать!", или "С жиру беситесь, гарнизонные жители, снимите сапоги, обуйте тапки". Но все это было не со зла, а так, нечто вроде ритуала. Все прекрасно знали, что нам приходится "топтать фланги" по всей охраняемой нашим отрядом границе, то есть не одну сотню километров. А это будет потруднее, чем служба на одной заставе.

После завтрака Мишка с Андреем на спичках разыграли, кому оставаться на заставе и заниматься аккумуляторами и пультом управления, а кому выходить со мной на границу. Андрею везло, уже третий раз подряд ему выпадал выход. Мишка потопал в аккумуляторную, бурча под нос что-то вроде "Дуракам везет", а Андрей вприпрыжку побежал грузить машину. Подошли комтех со старшиной. Старшина протянул мне для Андрея автомат и подсумок со снаряженными магазинами, усмехнулся в усы и сказал:

- Все поражаюсь твоим солдатам, с виду здоровенные мужики, взрослые уже, а ведут себя, словно дети малые. Где ты таких все время берешь?

- А я их в гарнизонной мастерской специально в пробирках выращиваю, себе под стать. На фига мне с моим характером в команде сплошные молчуны и буки? Хватает одного флегматика - Дика.

- Да, зверюга у тебя серьезный, не то что ты, балаболка. Ладно, удачи и смотрите, осторожнее, особенно ближе к вечеру, не подлезьте под стрельбу.

- Не учи меня жить, лучше помоги материально! Спасибо, управимся с божьей помощью.

Работы на заграждении оказалось действительно полна коробочка. Продвигались мы медленно, тщательно проверяя каждый участок, иногда приходилось возвращаться к началу и долго искать какую-нибудь пропущенную непропаянную скрутку на проволоке или пробитый изолятор. Так мы и ползли, медленно, но верно приближаясь к концу правого фланга. Все внимание мое и Андрея было отдано заграждению и обслуживанию блоков, а нашими глазами и ушами были Дик и комтех. Их задачей было смотреть вокруг, чтоб никто не подобрался к нам незамеченным, все-таки граница есть граница, здесь всякое бывает. Довольно часто мы слышали выстрелы охотничьих ружей всевозможных калибров. Пальба несколько утихла днем, но ближе к вечеру опять усилилась.

Мы долго провозились с очередным капризным блоком и пока настраивали его, наступила полная темнота. Двигаться дальше с фонарями толку мало, поэтому мы решили сворачиваться. Перед тем, как закрыть блок, Андрей решил еще раз проверить все параметры, но едва подключил тестер, метрах в трехстах сзади нас громко бухнул выстрел из ружья 12-го калибра. Андрей тут же удивленно хмыкнул и пробормотал:

- Вы будете смеяться, но мы висим.

Я глянул через его плечо на шкалу прибора - действительно, питание не поступало. Комтех тихо выругался и сказал:

- Звоните на заставу, сдается мне, только что перебили питающий кабель, до выстрела-то все было в порядке.

Так и вышло, взволнованный дежурный ответил, что весь правый фланг системы только что выдал сигнал "Неисправность". Решение пришло быстро: я отправил комтеха на нашей машине к предыдущему блоку отключать неисправные участки, попросил выслать с заставы дополнительный дозор, а сам с Андреем двинулся к предполагаемому месту повреждения. Метров через двести мы, не надеясь на то, что найдем повреждение в свете фонарей, взялись за кабель руками и пошли медленно, тщательно ощупывая оболочку. Через некоторое время забеспокоился Дик, сделал стойку в сторону тыла, показывая, что чует там посторонних. Андрей вполголоса сказал:

- Пойти бы и дать по рогам этому стрелку, наверняка Дик на него показывает.

Ответить я не успел - грохнул выстрел, по камышу прошел заряд крупной картечи, я почувствовал рывок за рукав, упал и откатился чуть в сторону, погасив фонарь и выхватывая пистолет. Рядом улегся выученный Дик, пригнув голову, часто сопя носом и подергивая вздыбленной шкурой. Ночь выпала светлая, глаза довольно быстро привыкли к темноте, и я увидел Андрея, лежащего за опорой через два пролета от нас и изготовившегося к стрельбе. Ударили еще три выстрела подряд. Я отметил, что стрелков всего двое, первое ружье двенадцатого, второе - шестнадцатого калибра, стреляют дробью и картечью, метров с сорока-пятидесяти. Скосил глаза на рукав ватника - торчит вывороченный белый клок, повезло. Показал Андрею, чтоб не двигался, сам укрылся за опорой, отвел руку с фонарем в сторону, включил его, направляя луч на верхушки высокого камыша, и закричал что было сил:

- Прекратите стрельбу, здесь люди!

Ответом были еще два дуплета. Такого оборота я никак не ожидал. Вырубил фонарь, перекинул его ремень через шею, послал Дика к Андрею и пополз следом. Прополз половину, когда бахнул еще выстрел, на этот раз где-то сзади в землю тяжело шлепнулась тупая охотничья пуля. Андрей при моем приближении откатился за следующую опору и замер, выставив вперед оружие. Снова выстрел, опять пулей, затем два дробью. Бьют наугад, но примерно в то место, где мы только что находились, голосов не слышно. Андрей прошептал:

- Слышь, командир, давай я чесану из автомата повыше, пугану?

- Да ты с ума сошел, лучше вызывай по радио заставу. Там у них на телефонной связи Жук с комтехом, пусть им скажут, чтоб к нам не совались и тревожку по тылу высылают. А этих паразитов сами тихонько возьмем, когда еще разок ружья разрядят.

Пока мы сделали пролаз в заграждении, пропустили туда Дика и пролезли сами, выстрелы повторились еще дважды. Я предварительно растравил Дика командой "Чужой" и теперь еле удерживал здоровенного зверюгу за ошейник. Когда оба невидимых ружья плюнули через камыши своей опасной начинкой, я шепнул псу "Фас!", и он, как пуля, рванул вперед сквозь заросли. Нам с Андреем бежать по густому камышу было много труднее, хоть и старались мы изо всех сил, торопясь на поднявшиеся крики и рычание. Я с замиранием сердца ждал выстрела и визга умирающего животного и словно крылья вырастали на ногах. Считанные секунды нужны, чтоб пробежать пятьдесят метров, даже со старта лежа и через камыш, но произошло за эти секунды многое. Когда мы выскочили из зарослей, я увидел картину, которая до сих пор встает в памяти очень четко и ясно. Один человек громко визжа пытался отползти на спине в кусты, баюкая одной рукой другую. В свете фонаря отчетливо белели сломанные кости предплечья, торчащие сквозь разорванный и залитый кровью рукав куртки. Недалеко на земле валялась двустволка с окрытыми стволами. Чуть дальше, на спине, раскинув крестом руки лежал другой человек, придавленный глухо рычащим Диком. Рядом с их телами лежало второе ружье. В бессильно откинутой руке человек все еще сжимал большой охотничий нож. Андрей безжалостно наступил ему на локоть и пинком второй ноги выбил нож из ослабевших пальцев. Человек не мог даже кричать, потому что Дик держал его зубами за горло, лишь слабо, придушенно хрипел. Андрей осветил их близко сдвинутые головы и я увидел, что из широкой раны на морде пса волнами сбегает кровь, заливая шею задержанного. Я встал на колени, погладил Дика и шепнул: "Хорошо, ты взял его. Теперь все, дай, фу!", но зверь, словно не слыша меня, продолжал держать своего врага. Отпустил только после почесывания за ушами и ласковых уговоров. Оттягивать пса за ошейник в таком положении было нельзя, зверь мог инстинктивно сомкнуть челюсти и просто вырвал бы человеку горло. Дик поднялся шатаясь, сделал несколько шагов в сторону и тяжело лег, не спуская глаз с противников. Я быстро осмотрел его, пока Андрей собирал в кучу ружья, ножи и патронташи, попутно прикрикнув на подвывавшего первого задержанного: "А ну заткнись, гнида, пока я тебе приклад в глотку не вколотил!" Помимо пореза на морде, у зверя была еще глубокая рана в боку - видимо, пока он не придушил своего противника, тот успел ударить его ножом. Кровь текла просто ручьем, пес быстро терял силы, но даже не делал попыток зализать бок, внимательно смотрел на задержанных. Я быстро перевязал его раны, но кровь продолжала сочиться через повязки.

Пока Андрей объяснял по радио тревожной группе, где мы находимся, я осмотрел задержанных. От обоих здорово несло перегаром, что частично объясняло их "геройскую" стрельбу. Вколол обезболивающее и наложил повязку типу со сломанной рукой, других повреждений у него не было, видимо, Дик атаковал его первым. Этот недавно стрелявший в нас "герой" только трусливо скулил, переводя расширенные в ужасе глаза с меня на Дика, брюки между ног были мокрые. У второго, крупного дядьки, была насквозь прокушена левая ладонь и на шее остались крупные синяки с кровоподтеками - следы собачьих зубов. Он довольно долго приходил в себя, а когда очухался, сразу принялся выступать. Пока он бухтел, что упечет нас всех в тюрьму и заяснял, какой он большой начальник, мы просто терпели, даже не вступали в пререкания. А вот когда попытался подойти к оружию, несмотря на предупреждение, не выдержали. Едва он сделал пару шагов, как я со всего маху врезал ему ногой в толстое брюхо, а подскочивший Андрей от души добавил прикладом в бок. Так что тревожным мы сдали его опять без сознания.

Дик к тому времени лежал пластом, прикрыв свои огромные говорящие глаза, дышал хрипло, тяжело и прерывисто. Вместе с тревожкой примчался и Жук на нашем УАЗике. В шесть рук мы положили зверя на заднее сиденье, я сел рядом, положил его перевязанную голову к себе на колени и попросил водилу:

- Гони быстро, но постарайся трясти поменьше, а то ему очень больно. Вовка кивнул, и мы помчались. На заставе мы поменяли псу промокшие повязки, вкололи антибиотики и обезболивающее, но лучше ему не стало. Он почти не реагировал на наши прикосновения, даже не скулил. Только из пасти при каждом выдохе вырывались жуткие хлюпающие звуки и шла кровь. Начальник заставы тронул меня за плечо и сказал:

- Отходит пес, давай звони в отряд, проси добро на выезд. Может, успеешь довезти его до ветеринарки. В поселковой больнице ему точно не помогут, а наши глядишь и вытащат...

Оперативным дежурным сидел знакомый майор, долго объяснять ему что к чему не пришлось. Едва услышав, что Дик тяжело ранен, он сразу скомандовал:

- Немедленно гоните сюда, ветеринаров я предупрежу, будут ждать на месте.

Дика мы довезли живым, Вовка проявил себя на все сто. Он даже каким-то чудом успевал замечать и мягко обруливать на сумасшедшей скорости многочисленные рытвины, чтоб не тревожить раненого. Я сидел сзади, поддерживая голову и огромное, непривычно слабое тело друга, вытирал ему сукровицу и слезы, считал выдохи, каждый раз с замиранием сердца ожидая следующего, и оставшиеся километры. Ветврач и фельдшер ждали нас перед распахнутыми дверями собачьей больницы. Едва мы положили зверя на операционный стол, как фельдшер, самый сильный человек в части, прапорщик Гена Татарский прихватил нас с Жуком за шиворот, выставил на улицу и захлопнул перед носом дверь, бросив:

- Не путайтесь под ногами и шуруйте спать.

Какой там сон?! Жука я отправил в казарму несмотря на его протесты, а сам сбегал к ближайшему телефону, доложил оперативному о прибытии и сказал, что буду ждать конца операции. Майор не возражал, сказал, что рапорт я успею отписать и завтра.

Бесконечных два часа я то сидел на холодном крыльце ветеринарки, теребя ремешок кобуры, то метался по двору и впервые в жизни сожалел, что не курю. Когда открылась дверь и вышли ребята, я до того извелся, что даже не смог ничего спросить, только глянул на них затравленно, по-собачьи. Оба разулыбались и врач, старший лейтенант Леха Образцов, протянул мне полный стакан едва разбавленного спирта:

- На, за здоровье пациента полагается выпить без закуски.

Вкуса спирта я не почувствовал, выпил как воду, занюхал склоненной генкиной головой и только потом пробормотал:

- Ну, как все прошло? Как он там?

Леха засмеялся и ответил:

- Да вот мы с Геной поспорили. Он ставит на то, что Дик послезавтра вечером бегать станет, а я - что завтра. Вари гречку на молоке, ему пару дней не мясо нужно, а чего полегче для желудка.

Я только обнял ребят, потому что слов не было, да и горло перехватило от радости. Генка пошутил:

- Слыхал, Леша, грохот? Это у него камень с души свалился.

А потом мы здорово напились у меня дома. Сначала я подробно рассказал, что и как произошло, затем долго вспоминали наше служебное житье-бытье, в основном всякие забавные случаи, словно не хотели пускать в свою радость что-нибудь плохое.

Дик тогда действительно быстро поправился, через три недели уже ходил со мной на службу и уплетал за обе щеки свою нехитрую собачью еду, быстро набирая потерянные килограммы. По-прежнему весело гонял чаек с голубями и сурово пугал со двора маленьких шумных собачонок...

Он погиб весной, во время поиска нарушителя. Всего за две недели до начала новой, весенней сезонки...